ЛАРЬКОВ СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, выпускник 1967 г. кафедры геоморфологии

ИЗ ИСТОРИИ САТИНО

(эпизод первый - протоСатино)

     К 1968-му году окончательно определилось, что базой практики рано или поздно будет Сатино (хотя после пробной практики лета 1968 года вплоть до 1972-го общефакультетские практики проводились в Красновидово). Сотрудники кафедр, проводившие практику, уже достаточно хорошо изучили полигон, составили планы, наметили маршруты. Лишь геоморфологам, как всегда, не хватало данных по строению рыхлых отложений: «Волчий овраг», «Лисьи норы» да два-три обнажения морены создавали лишь фрагментарное представление. Посему в зимние каникулы в феврале 1968-го в Сатино снаряжена была экспедиция кафедрального научного студенческого кружка. Руководила экспедицией Нина Георгиевна Шубина. Задача – бурение скважин, естественно – ручное (вроде бы, там был и мотобур, но в работе он был задействован лишь на следующую зиму близ Бениц).

     Ручной бур – не слишком высокое достижение техники - представляет собой вертикальную штангу, на нижнем конце которой - буровой снаряд (колонок или шнек), к ней крепится горизонтальная штанга. В нее и упираются двое, а лучше – четверо мужиков и, ходя по кругу как лошади на молотилке, придают снаряду вращение. Однако скорость бурения возрастает, если увеличить давление сверху, что на практике достигалось водружением на горизонтальную штангу у ее сочленения с вертикальной дополнительной массы в виде двух тел, обычно – девичьих. Такой весомый (в лексическом смысле слова) вклад в изучение четвертичных отложений Сатинского учебного полигона географического факультета МГУ вызвались вложить второкурсницы Марина Карагодина и Наташа Боровицкая.

     Н.Г. Шубина с ребятами и оборудованием уехали раньше. Девушек в Сатино решил отвезти, а заодно выполнить свои «инспекторские» функции научный руководитель кружка, тогда, кажется, еще старший преподаватель кафедры Андрей Александрович Лукашов. Увязался с ними по старой кружковской привычке и я, решивший заодно ознакомиться с полигоном. Решено было по дороге посетить Пафнутьево-Боровский монастырь – как-никак, он фигурировал во всех книгах по древнерусскому искусству как выдающийся архитектурный комплекс.

     Пасмурным оттепельным днем мы вылезли из автобуса у монастыря и почти не удивились его заброшенному виду. В монастыре располагалось училище механизации сельского хозяйства, а попросту – школа трактористов и комбайнеров. Безлюдный (видимо, у них тоже были каникулы) двор монастыря был заставлен полуразобранными в учебных целях тракторами, комбайнами и какими-то ржавыми сеялками-веялками и прочими достижениями отечественного сельскохозяйственного машиностроения. Знаменитая одностолпная монастырская трапезная, к счастью, была пуста и даже не загажена. В южной стене Рождественского собора обнаружилась почти не разрушенная лестница, по которой нам удалось подняться на крышу собора, куда в обычных условиях попасть, конечно, невозможно (с тех пор кому-либо из геофаковских подняться к барабанам собора вряд ли довелось).  В слякотной туманной дымке был еле различим Боровск с его церквями и широкая долина Протвы.

     На окраине Боровска мы встали на лыжи и неспешно двинулись вдоль дороги. Кружковская экспедиция арендовала пустующий (в те времена было и такое), но вполне жилой дом в Рыжкове, до которого мы и добрались уже в сумерках. Напротив Рыжкова, на другом берегу Протвы, я разглядел на прирусловом вале группу старых ив. Вспомнилось, как несколько лет назад, сплавляясь с друзьями по Протве на байдарках, мы заночевали на этом месте, справедливо рассудив, что за десяток километров до Боровска и ещё на десяток ниже его вряд ли встретим на берегу подходящее для ночлега место.

     Первая половина следующего дня была посвящена отработке технологии бурения на окраине Рыжкова, прошедшая вполне удачно. Подошло время обеда и оказалось, что обедать мы будем в столовой училища садоводства и пчеловодства, того самого, что довольно долго сосуществовало с нашей базой, учащиеся которого, в основном девушки, получили от студентов общее прозвище «пчёлки». Посещение этой столовой, которая располагалось, как и всё училище, за нынешней столовой базы – одно из самых сильных впечатлений не только этой поездки. Большой, покрашенный грязно-серой краской зал с длинными деревянными столами и скамейками, тусклые лампочки в сгущающихся за грязными окнами сумерках, оловянные миски или щербатые тарелки, молчаливые серые фигуры «пчелок» - всё это вызывало в памяти описание работных домов в трущобах Лондона, описанных Диккенсом в «Оливере Твисте». Обед и по качеству и по количеству еды полностью соответствовал диккенсовским «английским» обедам, в нашем же русском сознании выплывало понятие «баланда», с прилагательным «тюремная». Кажется, этот урок пошел впрок и от услуг этого заведения экспедиция отказалась.

     На обратном пути мы поддались игре воображения и представили себе на месте пологого заснеженного пустыря и будущую нашу столовую, и преподавательский корпус, и – с некоторым напряжением, ряды палаток на довольно крутом склоне, девственно чистый снежный покров которого нарушала лишь узкая тропинка от магазина к училищу. Обманутый этим «чистым» покровом, я был не очень внимателен на спуске и влетел правой лыжей в затаившийся пенёк. За пазухой – полпуда снега, лыжа, естественно, пополам. Мы, конечно, тогда и не подозревали, что со временем палатки-десятиместки, так хорошо знакомые нам по экспедициям, сменятся весьма симпатичными домиками.

     На следующий день я уехал, так как сам должен был лететь в Забайкалье на бурение, уже, конечно, серьезное, мощными буровыми станками. Уезжал с грустью – очень уж хорошая атмосфера была в кружковской экспедиции. В значительно мере её создавал весёлый, увлеченный второкурсник Витя Михалёв. Через полтора года всех знавших его поразит известие о гибели Вити в первом же маршруте на производственной практике в Литве, на Куршской косе, во время внезапно налетевшего шторма.

     Одним из самых активных «буровиков» был Ваня Воскресенский – ныне доцент кафедры геоморфологии и палеогеографии. А описание скважин, пробуренных и задокументированных студенческой экспедицией геоморфологического кружка в феврале 1968 года, до сих пор – в методичках по проведению в Сатино геоморфологической практики.

     Марина Карагодина и Наташа Боровицкая после окончания Университета работали в Забайкальской экспедиции геофака, стали начальниками отрядов, но лет двадцать пять назад с геоморфологией вынужденно расстались. Однако и сейчас они – активные участницы встреч «забайкальцев», которые ежегодно проводятся в декабре. Не пропускает этих встреч и бывший старший геоморфолог Забайкальской экспедиции профессор Андрей Александрович (на этих встречах, впрочем, просто Андрей) Лукашов.

     Но это,  как говорит один телеведущий, «совсем другая история».