Вот почему так получается, соберешься вспомнить, чему и как учили на родной кафедре, а вылезают всякие несуразные случаи, забавные эпизоды и прочее такое же? 

Ну ладно, попробую все же придерживаться исходной линии повествования, а именно: о зимней практике кафедрального НСО, что в расшифровке - научно-студенческое общество. 

 

После зимней сессии третьего курса, на одном из заседаний НСО я узнал о наборе добровольцев в зимнюю экспедицию в Карпаты. И сразу же загорелся поучаствовать. Еще бы! Зимой, в горах, на лыжах (как раз я худо-бедно на секции освоил начала горнолыжной техники), да на знакомом полигоне в верховьях Черной Тисы! Как такую возможность упустить !

 

Заехали поначалу только четверо студентов нашего курса, чтобы дров наколоть, домик протопить, тот самый, известный всем геоморфологам нашего поколения. Снег, опять же, с крыши счистить коего накопилось к февралю немало. С пластами снега было здорово съезжать прямо с крыши в сугроб. Не знали мы тогда, как через неделю придется проклинать этот самый снег... Очарованные снежной почти весной, голубым небом и не замерзшими ручьями, прямо в первое же утро отправились покататься вверх по ручью, оставив на горячей плите чайник. Катались в свое удовольствие, фотографировали, вернулись – на плите немым укором сиротливо смотрит на нас забытый чайник с отпаявшимся носиком. 

 

Чуть погодя приехали основные участники зимней практики, среди которых точно помню Толю Зотова, Таню Ващалову, Сашу Панюшкина. Из моих однокурсников – Ирину Гайлит и другую Ирину – Колтун. Были, конечно, и другие студенты, которых, к сожалению, не вспомню. 

 

А возглавлял всю нашу компанию Герман Сергеевич Ананьев. Ему же принадлежала идея научной программы. Если это слишком громко сказано, ладно, пусть будет программа зимних стационарных наблюдений. В чем они состояли? 

 

Во-первых, точные, с помощью штангенциркуля, замеры температурных колебаний трещин в песчаниках. Для этого по обоим краям трещины закреплялись на цемент иголочки от циркуля-измерителя. И в течении нескольких дней и ночей замерялось расстояние между ними. 

 

Во-вторых, оценка массы породы из расчищенного обнажения, примерно полметра на полметра, которая (порода) под воздействием температуры и осадков крошилась на обломки. И эти обломки регулярно накапливались в лотках, а после взвешивались. 

 

И в-третьих, самое для нас интересное, точнее, представлявшееся тогда интересным: снегомерные измерения в Апшинецкой каровой впадине на хребте Свидовец. Для этого были заготовлены из стального прутка трехметровые щупы, размеченные насечками через десять сантиметров.

 

Надо заметить, что лыжное снаряжение для похода на Свидовец у нас было самое разношерстное. В основном, обычные беговые лыжи с жесткими креплениями. Только у меня и Ирины Гайлит были специальные лыжи («Турист», кажется, они назывались), раза в полтора шире  беговых, с металлическим кантом. А главное – с двойным типом крепления, для обычного катания и для горного, когда вся нога намертво закрепляется спереди и сзади. После мы благодарили судьбу за такой подарок в виде этих самых туристических лыж. Но не будем забегать вперед…

 

Итак, небольшой компанией, человек семь-восемь, с металлическими трехметровыми щупами наперевес двинулись мы вверх по ручью Апшинец с целью добраться до одноименного кара и там померить мощность снегового покрова. Пока забирались, взмокли как мыши, тепло потому что. Февральское солнышко печет вовсю, не замерзший ручей журчит, а его приходилось пересекать не раз и не два. 

 

Наконец, дотащились до искомого места. Начали тыкать щупами там и тут – нет твердой поверхность, да и только. Вдруг кто-то нащупал-таки препятствие на глубине метров двух с половиной. Ан нет, нажал посильнее – пробил внутреннюю ледяную прослойку, и щуп ухнул на неизвестную глубину. Беда невелика: на следующей, уже летней практике студенты найдут потерянный «прибор». Ну, или не найдут. Короче говоря, снегомерная съемка не удалась в той мере, как планировалось. Только ясно стало, что толщина снегового покрова на днище кара заведомо больше трех метров. А сверху нависают снежные козырьки, наметенные ветром. На наше счастье, ни один не рухнул. На живом примере Герман Сергеевич объяснил нам, каким образом накопившийся снег со временем превращается в фирн, и в перспективе - в лед. Ну, это если повыше горы или дальше на север, чтобы стаять за лето не успел. 

 

Груз усталости, научной информации и свежих впечатлений выдержали не все. Буквально на ровном месте одна из девушек вдруг слабо вскрикнула и осела на снег. Глаза у нее закатились, дыхание ослабло. Как же мы перепугались! Полагаю, больше всех - руководитель.  Перепугались - это ладно, делать-то что? 

Ананьев первым и пришел в себя. Отрядил вниз пару человек налегке, чтобы побыстрее добрались до нашего домика-стационара и вызвали машину. Машина должна подъехать максимально близко к тому месту, где мы начинали подъем. 

 

А мы с Ириной сняли свои широченные туристические лыжи, скрепили их палками и ремнями, что оказались под рукой, и сделали подобие волокуши. На нее и привязали пострадавшую девушку, которая к тому времени опамятовалась, но стонать продолжала. Главной ее заботой в те минуты было вовсе не то, чтобы ее поскорей доставили в больницу. В жизни не догадаетесь, что может волновать потерпевшую в состоянии болевого шока. «Не везите меня ногами вперед, так только покойников возят», –  шептала она между рыданиями. 

 

Помните в Третьяковке картину Василия Перова «Тройка»? Вот примерно так, зацепив лыжными палками волокушу с пациенткой, мы двинулись вниз к спасительной дороге, на которой, как мы надеялись, нас ждет грузовик. Но это наверх мы шли по рыхлому снегу на лыжах, проваливались, конечно, но не так, чтобы очень. А без лыж оно совсем тяжело, когда бредешь в сугробе по пояс, а когда и по грудь. А самое противное – полностью засыпанные молодые елочки. Снег вокруг них совсем воздушный, ступишь – и у-ух , ты с головой в колючем бело-зеленом полумраке. Друзья, конечно, вытянут за руки, но за воротником снегу килограммы. И эти самые килограммы постепенно тают, придавая бодрости усталому организму. Да еще следи, чтобы волокуша не опрокинулась вместе с грузом. А он, груз то есть, то затихнет без сознания, то начнет причитать. И сетовать бессмысленно, понятно, что очень больно человеку, непонятно только, отчего именно. Подозрение на перелом ноги... Но как ухитриться сломать ногу на ровном месте, где ни кочки, ни ямки, ни пенька какого?

 

Судорожными рывками и зигзагами спускались мы вдоль ручья. Устали, видимо, но не ощущали этого. Надо ведь, почти как в песне Высоцкого «Вперед и вниз, а там...», побыстрее надо, короче говоря. Ну и под ноги уже не смотришь, сугроб там или коряга, а то и ручей. Сапоги у меня, летные, меховые, подарок отца, насквозь промокли, а к вечеру и задубели на морозе. Но боли не чувствую, иду, словно под местным наркозом, да не я один такой, а все, кто тянул волокушу, сменяя друг друга… Темнело уже, как дотащились до расчищенной трассы, а там уже грузовик поджидает, сработало стратегическое мышления нашего научного руководителя. Загрузились кое-как доморощенные «спасатели». Нас в домике выгрузили, потерпевшую с начальством – на скорости в местный травмпункт. 

 

Вот только тогда, уже в тепле, и стало понятно, чего нам стоил этот переход. Стаскивал я замерзшие сапоги вместе с примерзшим мясом, в буквальном смысле слова. Но что значит такая неприятность по сравнению с осознанием того, что успели мы эвакуировать человека с горы зимним вечером. Переживали, конечно, за окончательный диагноз, и вышло, что не зря. Рентген показал трещину кости, т.е перелом без смещения. Ну, вырезал я из подходящей коряги костыль, не бог весть какой изящный, но прочный.  С резиновой нашлепкой внизу, чтобы не скользил. И по возвращении нашей пациентки из травмпункта, торжественно ей вручил.

 

А про мощность снега в каровой впадине мы так и не узнали...