(Географический рассказ)

По пути в аэропорт Монастыркин решил заехать на Алайский базар, у него еще оставалось от командировочных денег целая пятёрка.

«Что бы им такое купить, - размышлял он, - этакое что-нибудь надо, азиатское, жгучее, как солнце. Кроваво-красное, чтоб дух захватывало, чтоб ахнули и руками всплеснули… Нет, не перец, а… Ну-у, такое, чтоб запомнилось надолго. Вот пройдет там, скажем, лет десять, будет Лялечка вспоминать, да-да, скажет она, отлично помню, это уже после того, как папа привёз из Ташкента такую.. такие… Что же я им такое привёз-то?».

На шумном Алайском базаре он ещё больше растерялся: «Может, наманганских яблочек? Нет, яблоки – это скучно. Что же, у нас в России яблок, что ли, нету?! Вон, все жалуются, - гниют даже, бери не хочу. Виноградик вот… Почем? Ага… А это что у вас? Сушеная дыня? Страшная какая…».

Монастыркин ходил и ходил и не мог ничего выбрать. И вдруг он увидел арбуз, обычный бледно-зелёный с поросячьим хвостиком, но… Да, такого огромного арбуза Монастыркин никогда в своей жизни не видел и даже не предполагал, что такие существуют.

-         Стой! – закричал он. – Не режь!

Но невозмутимый продавец в белой нейлоновой рубашке и в тюбетейке на бритом черепе, махнув ножом, развалил арбузного гиганта на две части.

-         Зачем крычишь, - сказал он, - зачем людей пугаишь, пробуй сначала.

Монастыркин попробовал.

-         Год, два, десять лет вспоминать будищь. Если жив будищь, - философски произнес продавец и, радостно оскалившись, добавил: - Торговаться будым!

Но Монастыркину всё уже было нипочем, он уже знал, что ему нужно.

-         Хороший арбуз, - сказал он, - но маленький.

-         Ха! – ответил продавец и выкатил из арбузной кучи более солидный экземпляр.

-         Маленький, - упрямо талдычил Монастыркин. – У нас такие по третьему сорту идут.

Тогда из-под прилавка был извлечён третий переросток.

-         Тры, - продавец показал три грязных пальца, – рубл. Самый луччий, самый карощий. Пятнадцать лет помнить будишь, - и он произнес фразу по-узбекски, в которой два раза повторилось слово «аллах» и три раза матерное слово «джаляб».

Монастыркин похлопал по прохладной арбузной коже, внутри загудело, как в бочке.

-         …Маловат, - холодея от собственной наглости, выдал он. - И кривоват, паршивец.

Арбуз, честно говоря, ему нравился, но он решил идти до конца: или я, или меня.

-         Вай! – взвизгнул продавец.

Он перепрыгнул через прилавок, схватил Монастыркина за рукав и потащил через толпу. При этом он громко горготал что-то по-своему и размахивал свободной рукой. За ними двинулась толпа, и когда они подошли к зелёному павильончику, напоминала всенародное шествие.

-         Мамаджан, гыр-гыр-гыр! – заорал продавец.

Толпа засмеялась, колыхнулась и расступилась, - по проходу прямо на Монастыркина двое в сальных халатах выкатили нечто, напоминающее арбуз лишь зелёными полосами на боках, но никак не размерами.

-         Хор-рош! – невольно вырвалось у Монастыркина.

-         Очень кар-рощ! – поддакнул продавец. – Беш! – и показал грязную пятерню.

«И всего-то, за такого мастодонта-мамонта», - порадовался про себя Монастыркин, выложил последнюю пятерку и от чувств добавил еще два рубля из загашника.

-         Кущий на здоровье! – сказал продавец. – Двадцать лет вспоминать будищь!

Арбуз, действительно, был великолепен. Казалось невероятным, что такое может вырасти из обычного черного семечка. Его пупырчатая кожа была собрана у полюсов в мощные складки, за которые Монастыркин очень удобно ухватился и покатил арбуз к выходу. Толпа проводила его и рассосалась.

«Вот это дал, - ликовал Монастыркин. - Вот это учудил! Вот дома удивятся! Да что дома, - кому не покажи, всякий позавидует! Ведь арбуз-то какой! Это ж арбуз, так сказать, союзного по своим масштабам значения! Союзного, никак не меньше!».

Однако, катить его оказалось не так просто, - нужно было не наезжать на ноги прохожим и избегать столкновений с деревьями и стенами домов. На оставшийся в загашнике рубль он остановил попутный грузовик и довез своё сокровище до аэропорта, а через четыре часа был уже в Домодедово.

Стюардесса пожалела его и дала прочную багажную сетку, напоминающую рыбацкий трал. Сетки хватило только-только, но теперь стало удобней и катить уникальный арбуз, и переносить его через препятствия. Ребята-спортсмены, летевшие с Монастыркиным, помогли поднять арбуз в галерею, где уже можно было справиться и одному. Навстречу шли на посадку пассажиры и, конечно, оглядывались и пялились на опутанный сеткой арбуз.

-         Глобус! Глобус! – закричал маленький мальчик. – Глобус понесли!

-         Вовочка, кричать очень неприлично, - сказала ему мать полушёпотом, но Монастыркин всё же услышал, потому что ему было интересно.

-         Земляк, продай! – услышал он вдруг. – Полсотни даю! Земеля, позарез нужно, на севере с ним такую хохму отмочить можно, - в учебник истории попадёшь! А, земеля?

Тепло одетый мужчина в собачьей шапке семенил рядом и тряс деньгами перед носом Монастыркина.

-         Ишь, ты, хохму ему нужно отмачивать, а мне для дела, понял?

-         Ну, за сотню, земляк! Сотни не жалею, видишь? – Северянин уже вошёл в раж, и если бы его не оттёрло встречным потоком пассажиров, продолжал бы торг дальше.

«За сотню! – возмущался про себя Монастыркин. – Ну, народ пошёл, на ходу подметки рвут! Я его чёрт-те откуда прикатил, а теперь вот так возьми и отдай его первому встречному, а он, арбуз, имеет, между прочим, союзное значение, а может даже и повыше, - подумал он, вспомнив про глобус. - Вот так! Может, даже и мировое значение, а?

Арбуз и вправду напоминал своей туго натянутой клеткой земной шар с параллелями и меридианами.

«А вкусный, наверно, - подумал Монастыркин. – Сахарный…».

Семья встретила его в полном сборе, и все действительно ахнули и руками, как он и хотел, тоже всплеснули.

«Ну, во-от, - радовался про себя Монастыркин. – Дарить всегда приятней, чем получать подарки».

А Лялечка даже два раза обошла вокруг арбуза, держась за него, как за стену.

-      Папа, а зачем ты нам такую огромную тыкву привёз? 

                                                      1984