вход |
Татьяне
ИНСТРУКЦИЯ ПО ЛОВЛЕ ПЕРЁЛЕТНЫХ ПТИЦ
На нашей планете нет места,
где можно было бы скрыться
от земного притяжения.
В пять часов вечера я ждал её на ступеньках у хозяйственного магазина. Стояла осень… Да-да, точно – осень, потому что небо было серое, низкое и быстро двигалось туда, куда гнал его ветер.
Ну и ветер же был тогда! Он высушил тротуары до неестественной белизны, грубо обшаривал прохожих и, видно, залезал, куда не надо: они ёжились, горбились, запахивали и застёгивали плащи и куртки, выходя из метро. Сначала по одному, по два, а потом выкатилась целая лавина, растеклась на ручейки и реки. Основной поток шёл мимо меня, вернее – подо мной, потому что я стоял на ступеньках и сверху смотрел, как он течёт и течёт к автобусным остановкам.
И ещё я помню зонты. Многие несли над головой зонт, хотя дождя не было. Впрочем, может быть, я кое-что и спутал.
Пять часов давно минуло, а её все не было, я стал оглядываться по сторонам. И вовремя: она уже шла, только совсем не с той стороны, откуда я её ждал, и я успел сделать несколько шагов ей навстречу.
- Привет, Рябинин, - сказала Анюта. Река текла где-то рядом, за спиной слышался шум бурлящей воды.
«Боже, как мне повезло», - подумал я, глядя в её серые глаза.
Анюта не дала мне и рта раскрыть:
- Слушай! Я… Где они? Ага. Вот что у меня есть! Смотри! Я прямо обалдела! – И достала из своей сумочки, в которой пересыпалось неимоверное количество маленьких хорошеньких вещичек, обыкновенные очки с тёмными стёклами в толстой коричневой оправе.
- Ты что, мартышка, глазами похужела? – пошутил я.
- Надень, надень. Это с ума сойти! – радовалась Анюта.
Подозрительно поглядывая на неё и на очки, я водрузил их себе на нос. Сроду не носил очков, и от солнца тоже, тем более в пасмурный день.
- Аня, не видно же ничего. – Оправа чуть-чуть просвечивала, и уже за ней я видел оранжевые крыши автобусов и синюю вывеску «Гастронома». Дурацкий же был у меня вид.
- Думай, думай, - магическим голосом произнесла Анюта.
- А чего мне думать! Я пока ждал, уже всё… - и тут я, очевидно, начал думать. Не помню, правда, о чём, но я почувствовал, как голова моя тяжелеет и наливается прямо-таки электрическим напряжением. Какой же громовой разряд мог бы получиться, будь поблизости ещё одна голова, наэлектризованная таким напором физически ощутимых мыслей.
В глубине стёкол разгорелись два голубых кристалла, и я с удивлением обнаружил, что могу напрячь голову ещё сильнее. Это было всё равно, что ступать на отсиженную ногу. Кристаллы разгорались всё ярче и ярче, стёкла просветлели, замусоренная площадь провалилась вниз, как будто я поднимался в прозрачном лифте. Людской поток продолжал катиться подо мной от метро к автобусным остановкам, а лифт всё шёл и шёл вверх.
- А-а! Смотрите! Ах! Лети-ит! – услышал я снизу. Анюта, оказывается, стояла уже далеко внизу и махала мне. Движение пёстрого людского потока странным образом искривилось, и он завертелся на одном месте, ощетинившись поднятыми вверх руками. Я увидел битумные потёки на крыше магазина, задранные в небо лица в цвет осеннего асфальта, и понял, что действительно нахожусь на уровне пятого этажа и что надо спускаться.
«Как бы в милицию не забрали, там не любят непонятного», - подумал я.
Но когда я коснулся земли и снял очки, всё было так же, как до прихода Анюты. Только на тротуаре я заметил кожаную перчатку, видимо потерянную в суматохе.
- Ну, как? – улыбаясь, спросила Анюта.
- Ты… Ты где же это взяла? – я изумленно помахал очками в воздухе.
- В магазине купила, где же ещё!
- Где!? В каком!? Едем туда!
- Зачем ехать, можно пешком дойти, - всё так же весело сказала она.
- Бежим! – Я ухватил её за руку, и мы нырнули в поток серых лиц.
Я тащил Анюту против течения и думал только об одном: успеть бы до закрытия магазина, и как бы очки эти не раскупили. Ведь… Нет, я просто не мог поверить в такие чудеса! О, как бы мы летали с Анютой! Например, на дачу! А если на море захотелось, в Сочи, в Крым! На выходные! Да и просто так!
Я даже головой замотал от осознания всех возможностей чудесных очков, и обострённым чутьём уже знал дорогу и торопился изо всех сил, расталкивая встречных и попутных. Анюту мотало за моей спиной, но она смеялась, поправляя свои тёмные волосы, хотя ей и доставалось, пожалуй, больше, чем мне.
- Хулиган!
- Стой, гад!
- Чокнутые, что ли…
Сзади послышался звон, что-то мелкое раскатилось по асфальту.
- Ну, подожди же ты! – пискнула Анюта.
«Сколько же сейчас времени?» - лихорадочно прикидывал я, собирая Анютины безделушки среди шаркающих ног.
- Пусю раздавили, - проговорила она, поднимая что-то плоское. – Раздавили и даже не заметили…
- Половина седьмого! – вскричал я, найдя у водосточного люка маленькие Анютины часики. – Закроется же! Бежим!
Очки продавались в парфюмерном отделе, там толпился народ с озабоченными лицами: обычно сразу видно, где дают что-нибудь стоящее. Неужели они догадались!?
Всем, видно, хотелось освободиться от земного притяжения: ажиотаж у прилавка был большой, но всё-таки меньше, чем я ожидал, и очередь двигалась быстро.
Первую пару очков я испытал, выйдя из магазина, - страшно же, когда над тобой бетонный потолок!
Ничего! Обычные очки.
Пришлось выгребать последнюю мелочь, остановиться было уже невозможно.
Удерживая спиной нечеловеческий напор страждущих и не думая уже о бетонных перекрытиях, я примерял одну пару за другой, даже переносица заболела и за ушами. Анюта, прижатая к прилавку, только успевала одевать и снимать очки с моего покрасневшего носа.
Оглушительно прозвенел звонок.
- Граждане, магазин закрывается! – прокричал кто-то несколько раз пронзительным голосом.
Видно, я здорово побледнел, потому что продавщица вдруг сказала:
- Не волнуйтесь, гражданин, это последняя пара.
Как последняя?! Ничего себе утешила! Ведь они все – о-быч-ные!
- Ну что, берёте? – спросила она.
Зажав в одной руке последнюю пару очков, а другой обхватив Анюту, я стал пробираться к выходу. Толпа быстро редела.
- Эх, Рябина-калина, не везёт нам с тобой, - Анюта сунула бесполезные очки в сумочку. – Ну, ничего, не плачь… - и погладила меня по щеке.
Дойдя до метро, мы сообразили, что денег у нас нет ни копейки. И мы опять встали на ступеньках у хозяйственного магазина, соображая, как быть. Какое-то колёсико в необъяснимо сложном механизме событий сделало полный оборот и вернуло нас на два часа назад. Я даже поискал глазами перчатку, - истоптанную, её пронесло по течению и прибило в затишек за фонарным столбом.
- Рябинушка… - тихо сказала Анюта.
И я вспомнил: очки! У нас же есть волшебные очки!
Переносица заныла от их прикосновения, но раскочегарить их я сумел довольно быстро. Подхватив Анюту на руки, я взмыл вверх, прочертив плавную кривую, как самолёт на взлёте, прямо на глазах у изумлённой тёти со связкой туалетной бумаги через плечо. Сразу заложило уши.
- Ты скоро научишься, - прошептала мне в ухо Анюта, - хорошо летать.
И я подумал, как всё-таки удобно устроен человек, что его руки и все остальное как нельзя лучше приспособлены для того, чтобы принять в них другого человека и помчаться вдоль пустеющих улиц сломя голову…
Сверху мы вдруг увидели заходящее солнце, приплюснутое и неяркое. Сзади, через всё небо, надвигалась ночь.
- Ой, месяц!
Я обернулся, чтобы получше его рассмотреть. Он напоминал ноготь на большом пальце.
- Держи меня покрепче, - Анюта смотрела на меня из-под развевающихся волос.
Нет, не надо оглядываться назад, только вперёд, вперёд, пока несёт нас чудесная неведомая сила! И да будет так всегда!
Впереди показался Анютин дом, и я сделал три круга вокруг торчащих в разные стороны телевизионных антенн.
- Заходим на посадку, - сообщил я ей. – Просьба не курить и пристегнуть ремни.
- Дурачо-ок! Ха-ха-ха! – Мы с грохотом обрушились на подоконник. Не знаю, как он выдержал и как я устоял на ногах.
- У тебя что, окно для всех открыто? – спросил я, держа Анюту на руках. – А то сейчас обратно улетаю.
- Не вымогайте, плачу только по счётчику. – От смеха мы чуть не вывалились наружу. Десятый этаж – не шутка.
Квартира у Анюты была малюсенькая и вся скрипучая. Хождение по паркету напомнило мне игру на пианино.
Скрипочкой пропела дверца холодильника. Анютка, в пёстром фартучке так похожая на колибри, порхала в крошечной кухоньке.
- Выпьем лёгкого вина, послушаем модную музыку, - она всё никак не могла остановиться.
- Мне нельзя, я за рулем, - подыгрывая, грубым голосом отвечал я.
- А может быть, у тебя есть кто-нибудь, кто мог бы составить мне компанию?
Оглушительно прозвенел звонок.
Проиграв по паркету чудесную мелодию, Анюта открыла входную дверь.
- Граждане…
- Магазин закрывается! – прокричал я, но увидев на пороге сутулую крючконосую даму с красными глазами, осёкся.
- Простите, а что это у вас так грохнуло? Мальчик, наверное, играет?
«Неужели я всё ещё похож на мальчика?» - подумал я.
- Нет, Виктория Павловна, Миша уже давно вырос, - сказала Анюта в раскрытую дверь. – Он в армии, год уже. А грохот – это мы с Рябой, - она махнула в мою сторону рукой, - прилетели… Где же вы, Виктория Павловна? – Анюта выглянула за порог. – Нет никого, чудеса!
Мы устроились на кухне за маленьким столом. Анюта включила скрипучий репродуктор:
- Вот модная музыка.
Положила в золоченое блюдце два бутерброда с засохшим сыром, налила чаю.
- Вот лёгкое вино… и французский сыр с плесенью…
Я отхлебнул из чашки.
- Видишь, всё из-за тебя. После работы не успела. У нас ведь строго. Это ты гуляешь, как хочешь… Или как я хочу? – улыбнувшись, добавила она.
Снова прозвенел звонок.
В дверь заглянул высокий черноволосый мужчина в костюме, белой рубашке и галстуке.
- Что же вы, хорошенькая такая, а уже три этажа залили. Нехорошо! Платить придётся, за ремонт… - он увидел меня, - и вообще…
- А вы у себя там, - я покрутил пальцем у виска, - ничего не залили?
- Хулиган! Сразу видно, что таксист!
Прыснув, Анюта захлопнула дверь.
- Что они у тебя сегодня, с цепи, что ли, сорвались? Помечтать не дают!
- Новолуние, Рябинин. Ты думаешь, почему мы-то с тобой летаем, а?
- Потому что… ну-у…
И тут раздался третий звонок.
Человека, который появился в полумраке коридора, я сначала не узнал, но лицо его показалось мне знакомым.
- Не узнаешь, Рябинин? – Нажав на басовые паркетины, в комнату вдвинулся Аркашка Гальцев.
- Аркаша! Вот это да! Ты как меня нашёл?.. Не может быть,.. или случайно?
- Почти, - он слегка шепелявил.
Анюта непонимающе разглядывала нас.
- Когда же мы встречались, в прошлом году? А, Додик?
Додиком Аркашку прозвали на втором курсе за скользкий характер, так он для меня и остался на всю жизнь Додиком.
- Путаешь. Прошло десять лет.
Дескать, в прошлом году встреча несерьёзная была, проходная. А вот теперь…
Что-то в его ответах перестало мне нравиться, и по-прежнему непонятно было, как он нашёл меня здесь, у Анюты, мой бывший однокурсник.
- Ну и где ты сейчас? – по инерции спросил я.
- Служу. Майор уже.
- Служишь?! Ведь ты же в прошлом году был…
- Слушай, Рябинин, давай без глупых вопросов.
- Ты о чём?.. – внутренне похолодел я.
- А вы к кому, собственно, пришли? – официальным тоном вставила миниатюрная Анюта. – Это моя квартира, вот и обращайтесь ко мне! И документы бы желательно!
Додик заворочался, задышал, полез во внутренний карман. Люстра качалась и жалобно поскрипывала. Мы все трое так и стояли, не было желания присаживаться.
- …Удостоверение. А это постановление на изъятие. Для целей обороны нашего государства.
Я глянул на серый бланк с лиловой печатью, среди слившихся строчек текста ухватил слово «очки» и всё сразу понял. Анюта взяла из моей застывшей руки обвисшую бумагу.
- Вот так, Рябинин, отлетался. Дружба дружбой, а служба службой, - донеслось до меня откуда-то издалека. Всё казалось навязчивым сном: голова Гальцева, без шеи посаженная на плечи, беззвучно открывала и закрывала рот, бесшумно моталась люстра, отбрасывая тревожные тени.
Анютка! Моя Анютка сидела в кресле, обхватив голову руками. Злополучная бумага, словно одушевлённая, колыхалась над паркетом.
Мелькнул перед глазами небесный купол, разделённый невидимой чертой на розовое и фиолетовое, как будто мы с Анютой снова летели, и в конце полёта нас ожидало наше раскрытое окно…
Бедная, бедная Анюта! Неужели мы станем теперь такими же, как твои соседи!
Неземная сила поднимает людей слишком высоко, и падение оказывается ужасным, вездесущее земное притяжение давит и плющит нас, словно несчастного Пусю.
Заполучив очки, Гальцев, сопя, засунул их в карман. Больше ему нечего было у нас делать. Грубо провизжал паркет, неотвратимый Гальцев ушёл, оставив после себя запах ружейного масла.
- Ну, вот и всё… - прошептала Анюта.
- Аня, что – всё? Где - всё? А ну-ка давай свою сумочку!
Аня сквозь слёзы непонимающе смотрела на меня.
- Сумку, говорю, давай!
Мы высыпали Анютины безделушки на пол, и Аня первая схватила вторую пару очков в толстой некрасивой оправе.
- Ну???
- Что – ну? Открывай окно, таксист, летим в Рио-де-Жанейро!
1981