вход |
 |
 |
Полонский В.Ф.
Втр, 04/10/2018 - 03:29 — Anonymous
10.04.2018
21 марта 2018 г. ушел из жизни ВАДИМ ФЁДОРОВИЧ ПОЛОНСКИЙ (выпускник кафедры гидрологии суши 1972 года).
За свою жизнь Вадим написал немало стихов, которые, насколько мне известно, никогда не были опубликованы - он писал их для себя и своих близких.
В память о Вадиме, с разрешения его сына Дмитрия, обнародую некоторые из этих стихов.
ВИКТОР МОРОЗОВ (1972, ГС), к.г.н., директор Дунайской гидрометобсерватории (г.Измаил).
ПОЛОНСКИЙ ВАДИМ ФЁДОРОВИЧ
1949 - 2018
* * *
И снова замкнуты круги -
Фигуры вечного возврата.
Они наломнили другие,
Что были пройдены когда-то.
Случайно выбраны пути,
Но однозначны завершенья -
Устав узоры лжи плести,
Сомкнулись цепью все круженья.
Осень 1971
* * *
Прошедшее давно забыто,
Грядущего не обозришь.
В томительном теченьи быта
Царит убийственная тишь.
Но разрывая путы лени,
Тщеславья, страха и стыда,
Ожившие проходят тени
Через пространства и года.
И, одолев предел молчанья,
Презрев ненужных и чужих,
Я проклинаю ожиданье
И разрушаю миражи.
Пускай прошедшее забыто,
Пускай царит порою тишь -
Грядущее, сквозь тяжесть быта
Ты вновь и вновь меня манишь.
Зима 1971 – лето 1972
* * *
СЕВЕРНЫЙ МОТИВ
Тоскуют старые причалы,
Чуть плещет сонная волна -
Страна забвенья и печали
Видений призрачных полна.
Они по берегам холодным,
В полярном нескончаньи дня,
Плывут неспешно и свободно,
Законы вечности храня.
Здесь помнится разбитым скалам
Воды и ветра перепляс,
Когда добычу смерть ласкала,
Отмерив свой зловещий час.
Но перед гибельною силой
Еще решительней и злей
Отверженцы земли унылой
Боролись с участью своей.
Безумные, слепые дети,
Нарушив первозданный строй,
Бессмысленности многолетий
Вы мстили дерзкою игрой.
Пусть не дарована победа -
Теченью судеб нет конца.
Поэму мужества изведав,
Созреют новые сердца.
И стонут древние причалы,
Взлетает пенная волна -
Страна извечного начала
Восставших образов полна!
Осень 1972
* * *
Проходят годы. Как вода,
Текут события и люди.
Поток их бесконечно труден,
Необозрима череда.
Лишь редкой вехой невозвратность
Отметит судьбы и пути,
Попыткой вечность обрести
Обманет временная радость.
И на житейском пепелище
Всепоглощающий удел
Рои беснующихся тел
Обнимет тенью безразличья.
Рожденные тоской и страхом
В безумьи суеты сует,
Пожрут надежд далекий свет
Исчадья пустоты и мрака.
Но, сотворив себе кумира,
В движении, где нет конца,
Без имени и без лица
Мы повторяем круги мира.
Осень 1972 – зима 1973
* * *
За безразмерностью мечтаний
Размер событий угадав,
Спешу избавиться от дани,
Кусок последний свой отдав.
Границу жажды - насыщенье
Лови и упивайся всласть -
Пускай сознанье не ущемит
Благодеятельная власть.
Когда-то пущены по ветру,
Плывите светы доброты:
Собою мы давно согреты,
Чужой не нужно теплоты.
Да, тяжело будить утраты,
Приобретений сон познав;
Когда-то сделав подвиг ратный,
Понять, что битва та грязна.
И, через тысячу порогов
Змеясь по мелкому песку,
Больших камней услышать грохот
И верить через немогу.
Весна 1973
* * *
Жалкой тропой безразличья
Бренное время спешит,
Словно пристанище ищет
В вечном скитании жид.
Словно бездонные годы
Цепью событий влечет -
Мир бесконечности голой
Множит мучительный счет.
Через пустыню смиренья,
Через безумства борьбы
Множат свои поколенья
Боги, цари и рабы.
И, отдаваясь возвратом
По лабиринту времен,
Пройдены будут когда-то
Были забытых имен.
Пройдены чувства и люди,
Выжжены болью сердца -
Лишь продолжением будет
Незавершенность конца.
Лето 1973
* * *
ЛЕСНАЯ КОЛДУНЬЯ
В глухом лесу, волчицей вскормлена,
Колдунья юная жила.
Полна его дыханья скорбного,
Гадала бережно она.
В закатный час, на глади озера,
В плену фантазий и чудес,
За кругом круг виденья рознила,
Что подарил волшебный лес.
Поутру, солнечным узором
Застигнута среди ветвей,
Скользила в мир пытливым взором -
Лучом невинности своей.
И, завораживая песней
Лесные травы и цветы,
В гаданьи слышала предвестье
Осуществления мечты.
Случилось, в том лесу дремучем
Охотник, сбившийся с пути,
Бесплодным поиском измучен,
Не чаял выход обрести.
Но зов мелодии далекой
Все ближе грезой наяву -
То нежность песни одинокой
Дорогой стелется ему.
Вдруг промелькнули меж листвою
Над гибким телом лен волос,
Глаза, пронзенные бедою -
И криком сердце сорвалось.
- Не бойся девушка лесная,
Тебе не принесу я зла,
Своей судьбы я лишь не знаю -
О, если б ты помочь могла!
Так говорил в волненьи путник,
Читая девичье лицо.
И соблазнительные путы
Сжимали мертвое кольцо.
С улыбкой проносились мысли
И, озаряя мир большой,
В пространстве чувств как звезды висли
Над непосредственной душой.
С тех пор не раз они встречались
По берегам лесных озер:
Он поверял свои печали,
И ласков был колдуньи взор.
Диковинны людские муки,
Сомненья, страсти, суета;
Но милы дружеские руки
И откровенные уста.
Он звал с собой ее, лаская,
Из плена сказочного сна,
И повторял ей: “Ты такая,
Как все, под солнцем рождена”.
И снова уходил куда-то,
Гоним обыденностью дел,
Желая в мире жить богато,
В любви забыться не умел.
Она же вновь ответ искала:
Что суждено ей впереди? -
Но утешительного мало
В гаданьи выпало найти.
И все ж, не одолев тревогу,
И любопытства не уняв,
Из леса выбрала дорогу
И вышла к людям в свете дня.
Там идолов обожествляли
И после тягостных трудов
Колени долу преклоняли,
Надев смиренности покров.
Затем - разгул в хмельном угаре,
Когда, вкусив запретный плод,
Себя отдать кровавой сваре
Стремился праведный народ.
Ей интересно было слушать,
Как умудренные волхвы,
Играя, пестовали души,
Являя тему для молвы.
Так среди них она бродила.
Но странен был девичий нрав -
И предрассудков злая сила
Взыграла, разумы поправ.
Кричали: “Ведьма! Прочь босая!”,
Заламывали руки ей,
И камни женщины бросали,
Сведя на зрелище детей.
Где был в ту пору друг любезный?
Как допустить такое мог,
Чтобы назойливая бездарь
Терзала редкостный цветок?
Он, между тем, беды не чая,
Стремился сердцем в мир лесной -
Но эхо вечного молчанья
Уже нашептано листвой.
Скорей туда, где шум и крики,
Чтоб вырвать девушку из рук
Толпы бездушных и безликих
И разомкнуть смертельный круг.
Умчать ее на берег вещий,
Улыбкой оградить от слез -
Пусть яркой радугой заблещет
Страна свершающихся грез.
Они одни. Лишь кроны в небе,
Качаясь, говорят прости;
Струится болью в тихой неге
Последний вздох, последний стих.
Есть две страны без перехода:
Юдоль земная и мечта.
Когда разлит по небу холод -
Земля безмолвная пуста.
Осень 1973 – зима 1974
* * *
ТИШИНА
Над застывшей рекой,
Окруженной горами,
Опустился покой
И обида не ранит.
Среди голых лугов
Нет деревьев качанья,
Ни людей, ни богов -
Вездесуще молчанье.
Лишь утес над водой
Лоб задумчиво поднял,
Стариною седой
Одиночество полня.
Только призрак судьбы
Дрожи образов вторит -
Точно голос судьи
Тронул ворох историй.
Мягко кутает снег
Берега и вершины.
Мир закончив свой бег,
Распластался обширный.
Март 1974
* * *
Хорошее вино располагает к дружбе,
Любви, большим стихам и легкости Земли.
Скажите, что еще становится так нужно,
Когда перегорят желанья как угли.
Не просто - это так - отбросить сожаленье,
Не просто - это так - стремления унять.
Но тихо подойдет отсутствие сомненья,
Что дважды-два - всегда четыре, а не пять.
Наполним до краев своей судьбы бокалы,
На жизненном пиру взяв мирное вино,
И, время одолев, мудры как аксакалы,
Возложим на себя невинности венок.
Май 1974
* * *
Правда, моя правда -
Верная страна,
Будь моя отрада
Совести равна.
Растревожь мне сердце,
Разбуди печаль,
Только как наследство
Радость обещай.
Темные овалы
Возле глаз легли:
Точит голос слабый
Жителя земли.
Где вы люди-боли,
Что ушли навек? -
Лишь один на воле
Черный человек.
Памяти и песни
Спеты до конца,
А за нотой спеси -
Нота подлеца.
Выручи, родная,
Расколи гранит -
Пусть воронья стая
Близко не парит.
Чтоб звучнее песни
И светлее дня
Принесли мне вести
Добрые друзья.
Я отдам им душу,
Телом послужу,
В этом мире душном
Злобу остужу.
А потом, собравшись
С силами, решим
Бросить жребий страшный
Грубым и чужим.
Как договоримся
Будет все тогда -
Но, увы, простимся
Раз и навсегда.
Опадут любови
И умы, и быт -
Для живого внове
Преходящим быть.
Октябрь 1974
* * *
Тяжело отказаться от страсти.
Это значит сильнее себя,
Не завидуя и не скорбя,
Быть вершителем собственной власти.
Не пойти на возможную низость -
Это значит как в скрытой борьбе,
Все свое сохранив при себе,
Не поддаться на ложную близость.
И спокойствие как чистоту,
Видя правильно дела решенье,
Не гадая и без обольщенья,
Не утратить на верном посту.
Если слабость уделом глядит,
Надо помнить: так было всегда -
Непременно изменит беда,
И тогда ты не будешь избит.
Только долго упорно молчать,
Если хочется даже заплакать
Или грубым остаться как лапоть,
Но не вешать на сердце печать.
Ноябрь 1974
* * *
Есть два начала: Ян и Инь -
Синица и журавль.
Остановись и слово кинь:
По-твоему, кто прав.
Но время года говорит
Покорным языком,
И застревает в горле ритм
Как бесполезный ком.
Начало есть, но где оно?
Сомнителен конец.
Измерен путь длиною ног,
А время - как гонец.
Смотрю и вижу: впопыхах
Синицы и грачи
Повторят журавлиный мах,
Который огорчит,
Как содроганье мертвеца
В агонии костра,
Как искажение лица,
Как ворованье прав.
Январь 1975
* * *
Снобизм нельзя терпеть: ведь это так же плохо,
Как хохот без причин и мысли дурака.
К чему же создавать так много умных хлопот,
Где дело поведет неверная рука.
Не лучше ли сказать: попойте коль поется,
А мы посмотрим, чей вернее будет звук.
И кто не отойдет от ноты, не собьется,
Достоин всех времен, всех разумов и мук.
Молчанье не предел - молчанье только средство,
Чтоб воздуха набрать и выдохнуть слова.
И, если захотеть, очистить можно сердце,
Но не очистить жизнь, как звучные слога.
Тоска по красоте - общенье с красотою:
Не может быть того, чего в помине нет.
Поэтому, что есть, всего дороже стоит,
Умножить это все - вот истинный ответ.
Декабрь 1974
* * *
О радость без штанов!
Ты - чистая как тело,
Ты - утешенье вдов,
Учитель неумелых.
Без родинки огрех,
Доступная немногим,
Ты - крепенький орех,
Твои прекрасны ноги,
Которые ведут,
Немного ковыляя,
Как наторелый шут,
Что дурака валяет.
Так, выходя на круг,
Случайным перехлестом,
Коварен твой недуг
Своим безумным ростом.
И, сопрягая все,
Заветное тисненье
Вопьется как копье
В беспамятные сени.
Февраль 1975
* * *
Мне повезло в моем несовершенстве -
Я обречен на бдительность ума.
Зато в короткий час победных шествий
Больная не кружится голова.
Оглядываясь с новою тревогой
На день грядущий, словно наугад
Осеннею живу своей дорогой,
Где вымыслы, как желтый листопад.
Но разность дней спешит без остановки
И, обойдя всех сочетаний ряд,
Полярности выстраивает в ноты,
Оброненные временем не зря.
Вот, собран горизонт на кончик острый,
Как точка зренья отделился миг;
Еще быстрей кружит разбитый остов -
И нет его - за ним остался миф.
Все поровну давно распределилось,
Но где-то снова убыли аркан.
И неуместностью страдает милость,
Как музыкой несдержанный орган.
Апрель 1975
* * *
Солнце после тучи и дождя
Улетучит грязи заблуждений,
И на смену слякотного дня
Встанет вечер новых воскресений.
Потихоньку распахнув свой плащ,
Озаренный мягким переливом,
Он росинок успокоит плач,
Вынужденный забиякой ливнем.
И, баранов лбами не столкнув,
На убой не поведет скотину,
Остановит занесенный кнут
И гостей рассадит по гостиным.
Пусть все будет тихо и светло
Только жалко - плохо стало видно
И, обнявшись с сиротой ветлой,
Над рекой поникнет он повинно.
Июль 1975
* * *
Медные листья шорохом лисьим,
Перемежая лики и мысли,
Ветренным словом плачут о новом,
Не угадавшем собственный норов.
Словно прошедшем старым надречьем,
Взявши за плечи новые встречи,
Где по орбите падают вместе
Бывшие листья - осени вести.
Огненно-тусклы жалкие взвеси,
Плач их последний жуток и весел.
Но безразмерна времени мера -
Так возродится ересь и вера.
Тихие звуки лиственных песен
Как бы навеют, что над полесьем
Смехом здоровым дрогнут хоромы
И улыбнутся слабым и хромым,
Что будет биться чисто и ровно
Пульс искаженный будто здоровый,
Словно улыбкой глаз обнаженных
Будут согреты девушки-жены.
В вальсах пьянящих вскружатся чащи
Снов человечьих, слов настоящих.
Все это - листьев медные груды,
Женщины милой трудные губы;
Все это - то, что вложила природа
В чуткие души нашего рода.
Сентябрь 1975
* * *
Ты нежность от меня увидишь только:
Ту нежность, что родит волшебный миф -
Ее носил Давид библейский стойко,
Ее собой явила Суламифь.
И под непроницаемою кожей,
Под трепетной, правдивою твоей
Увижу мир, который огорожен
От дерева познания ветвей.
Не походя, господними путями,
Но от рожденья выходя на свет,
Мы поступи неслыханной петлями
Ко времени собрались на совет.
Сидим, как Иудея при дороге,
Раскинув свои вечные грехи,
И наших невозможностей тревоги
Пускаем по течению реки.
Какие непредвиденные Стиксы,
Какие турбулентности возьмут
Те вызревшие прямотою стыки,
Те, что не обойдет случайный плут.
А ты смеешья звонким удивленьем,
А ты одною кожей ли живешь? -
Но змеи лишь в своей холодной лени
Меняются в непостоянстве кож.
И вот, мы поднимаемся с порога,
Но не как туча злобных хомяков -
Гармонией размерена дорога,
И музыка как цоканье подков.
То танец-жизнь пронизывает скрипкой
Игру невозвращенную людей,
В смертельном па крутящую с улыбкой
Погибель воплощения идей.
Тенденцией шагаем по планете,
Добро и зло от Бога переняв,
И черный иногда бывает светел,
Но правде незнакома западня.
Вот ты упругим шагом удалилась,
Куда, как будто знаешь, не шутя.
Так сохраним же нашу недебилость,
Всерьез приняв иронию шута.
Октябрь 1975
* * *
ПАМЯТИ ОТЦА
Представь себе, я не проснулся ныне,
Представь себе, я ныне отдыхал.
Мне снился не оставшийся в помине
Лица прошедшего расплывчатый овал.
Мне снился лоб его, его глаза и губы -
Мне много этот облик предвещал.
Но видел я, как с ядом поднят кубок
И напряженье смерти при свечах.
Я отдыхал, а лик упорно крался,
Боролся внутренне с самим собой;
И оставался только шаг до краха,
До выдачи невинных на убой.
Невинных глаз, пронзительных и строгих,
Невинной речи, обжигавшей слух,
Самой невинности, стоящей на пороге -
Но за порогом тот остался глух.
Не чувствовал, что было все со мною,
Не чувствовал, что эти два лица -
Небесное мое, мое земное -
Единство Духа, Сына и Отца.
Об отдыхе давно уж нету речи,
Лишть судорогой боли сведено
Отстукивает сердце громче, резче,
Что ищущий, обряща, одинок.
Ноябрь 1975
* * *
СТЕКЛЯННАЯ ТОСКА
Со мной стеклянная тоска
В окне вечернем, потемневшем.
Себя я сильно истаскал -
А ты, Земля, не потеплела.
Блеск глаз невинно-голубых
Невыплаканных слез туманом
Заволокло. Его клубы
Спасительным плывут обманом.
Но и тебе здесь тесно быть,
Тоска стеклянная как вечер.
Что ж! - Руки пробуя умыть,
Устроим праздничное вече.
И станет музыка играть
Все дни и ночи беспробудно,
И дней несдержанная рать
О выдержке судеб забудет.
О многолетней, тех сортов,
Что гроздью спелой вызревает.
Но я расплакаться готов:
Моя злосчастная зевает.
Поэтому, моя тоска,
Моя стеклянная как колба,
Я громоздил удобный скат,
Чтоб попадать и в лоб и по лбу.
И головою напролет
Месил я чистоту и грязи,
Но был как рыба, что об лед
Ударилась, забыв боязни.
Поэтому с тобой опять
Предпочитаю оставаться -
Пусть нестеклянные вопят,
Что я стеклянно-бесноватый.
Ноябрь 1975
* * *
Веселые, как Вавилон-младенец,
Усталые, как поздний древний Рим,
Раскинули несметные владенья,
Завоевали свету фонари.
А он, различия не дав солдатам,
Всепроникая каждого из них,
Как девочка, ничуть не виновато,
Рождает благодарность для одних
И месть другим, не ведая заботы,
Как будто сам собой определен -
И, незаметно вкрадываясь, вот он
Меж равными неравно разделен.
И девочка становится взрослее -
Меняется ее беспечный нрав,
Но свет еще упрямей и слепее
От собственных не отступает прав.
Ноябрь 1975
* * *
Мы не должны, мой друг, с тобою быть ошибкой -
Мы только быть должны природою самой,
Частицей всех существ, существенной и шибкой.
Об этом говорит мне голос мой живой.
Кто знает, почему и как так получилось,
Что все одно и то ж в бездонные года?
Но в некоторый миг так сочетались числа -
Явился результат, не бывший никогда.
Возможно ли, что так? И кто весь мир рассудит?
Не чувство ли споет, как золотой петух? -
Но нет, все налицо. И подтверждают люди,
Что в будущее мы вперяем четкий слух.
Но мертвый голос есть: мой друг, мы все ошибки,
Нас не было и нет, не будет никогда;
А мудрый Человек - лишь суетливый шибздик,
Который обо всем мучительно гадал,
Все увязать хотел себя и остальное
И инструментом был в движении стихий,
И долго создавал за каменным стальное,
И даже сочинял отличные стихи.
Да, сделать много мог. Но нет делам предела,
А жизнь его, увы, животно-коротка;
Поэтому, мой друг, ты не познаешь тела:
Получишь ты от тел решительный отказ.
И перейдешь к другим тобой рожденным бредням,
И скажешь: вот Душа, вот Бог, а вот Судьба;
И, если наделен способностью несредней.
Докажешь жизни смысл, как музыкою Бах.
Но это уж совсем становится не ново,
А предрешить миров орбиту нету сил;
Поэтому в карман придется лезть за Словом,
Поэтому от слов отказ провозгласи.
Ноябрь 1975
* * *
Попомним с тобой черноокую грусть
И радость разделим, как пряник,
И будем как новая Старая Русь
По пояс шататься в бурьяне
Событий, раздумий, пространств и времен,
Замучив здоровое тело,
Чтоб заживо не был для нас погребен
Росток небывалости спелой.
Чтоб выносить, выходить теплую ширь,
Броней от беды оградившись,
Плевелы бездушья в себе сокрушив
И твердостью душ разродившись.
Ноябрь 1975
* * *
Скажи мне, как живешь, родная?
Скажи, здорова ли, свежа?
Не бьется ль молодость больная,
Свиньей зарезанной визжа?
Скажи, каких фигур астролог
Неотвратимость обещал?
Какой развесила ты полог
На днях, явленьях и вещах?
Куда бредешь, себя не зная,
Или - до боли наизусть?
Кому отдашь ты душу в наем?
Или избегнешь эту жуть?
А, может быть, как будто птичка,
Ты жизнь по зернышку клюешь
И девочкой оптимистичной
Виляешь попкой в брючках-клеш?
Ноябрь 1975
* * *
Песню с говором и криком
Чередуя как свой труд,
Кто-то вором, кошкой гибкой
Проскользнул в старинный сруб.
За горами, за лесами,
Без тропинок и дорог,
Стали сруб рубить мы сами -
Нашу правду, наш урок.
От фундамента до крыши
Вещий голос возвышал
От нижайших нас до высших,
И его, едва дыша,
Слову плотники внимали,
Вкладывая смысл в бревно,
И сложили дом немалый,
К одному кладя одно.
Но явился кто-то дикий
И сказал, что этот сруб
Деревянностью безликой
Уничтожил длинный труд.
И развеял эти стены,
И расщепил фраз леса,
Содержанье мысли пленной
Вынес птицей в небеса.
С этих пор не строим срубов
И колодцев, и кошар,
Не меняем жизнь на рубль,
Угловатое на шар.
Ноябрь 1975
* * *
Последнее, что я скажу тебе:
Мы все под богом ходим, все под Солнцем.
Но не всегда, не все в курной избе
Себя боготворим как дети Солнца.
Причин всегда во множестве к тому:
Кто слаб здоровьем, кто силен чрезмерно;
Но,чтоб у жизни быть не на боку,
Необходимо чувствовать наверно.
Культура чувств, их гибкость - это то,
Что не всегда заложено с рожденья;
Поэтому и человек не тот,
Когда, к примеру, он полюбит деньги.
Когда в телятник мы придем - то нежно,
Когда на бойню - то не по себе.
Постичь соотношенье - неизбежно,
Чтоб избежать болезненный пробел.
А это значит - много жить и знать,
А это значит - складки на лице.
И, если полноценная казна,
То чувства не сливаются в фальцет.
И чистым, ясным, хоть и не простым,
Созвучьем развиваются по нотам;
И можно им в отдельности простить,
Когда безграмотно их мучит кто-то.
Бывает только, раньше или позже
(При прочих равных это уж от крови);
И, если слишком рано - нужно вожжи,
Поскольку дисгармония коробит.
Когда же к Солнцу собраны лучи,
Семейство спектра, как детьми, расцветив, -
То имя Бога ты заполучи
И улыбайся при своем рассвете!
Декабрь 1975
* * *
СТАНСЫ
Квадратные стихи, как стансы,
Нам тихо расшевелят слух,
Поднимут жизненные шансы,
Чтоб не умножить массу слуг.
И потекут во тьме хоралом,
И, разрывая полусвет,
Заполнят все свеченьем алым,
Бесцветности оставив “нет”.
Под запах летнего напева
Придут к нам ароматом грез,
Предчувствием еще не спелых,
Еще не прогремевших гроз.
И вкусом терпким, но спокойным,
Как зрелым плодом подарят,
Как оцененным испокони
Неброским камнем янтаря.
Руками, кожей, телом, мыслью
Мы будем завязи вязать,
Как дерево, что кроной в выси
Стремится Солнце осязать.
Январь 1976