ИКОННИКОВ ЛЕВ БОРИСОВИЧ, выпускник 1957 г. кафедры гидрологии суши, кандидат географических наук

ПЯТИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ В МГУ (1952-1957 гг.)

   В начале июля 1952 года под впечатлением от слов песни «Все мечты сбываются, товарищ, только, если очень пожелаешь...»  я поехал в Москву поступать на химфак МГУ. Остановился у родных и после первого же разговора с ними и реплики:  «Ты хочешь всю жизнь проработать на вредном производстве?», изменил свое решение и подал 4 июля заявление на геофак МГУ. Экзамены, как серебряному медалисту,  мне сдавать было не нужно, и я вернулся в Кострому, ждать вызова на собеседование. Ожидание затянулось, и 24 июля я снова отправился в Москву.
   Без очереди и подготовки согласился пройти собеседование. Комиссия оказалась очень доброжелательной. Ее возглавлял декан Константин Константинович Марков. Очевидно, немаловажную роль в моем приеме на геофак сыграла моя биография и то, что я из семьи моряков. Рассказал я и об интернировании немцами отца в первый день войны, и о том, что он всю войну провел  в лагере в Баварии. На вопрос о причинах выбора профессии географа я ответил, что люблю путешествовать. А на вопрос о том, в каких местах я бывал и что читал о путешествиях, мой ответ был детским и бледным, но зато честным. Из книг я смог вспомнить лишь Задорнова «К океану», а про плаванье со старшеклассниками Костромы по Волге до Астрахани в 1951 году сказал, что мы в основном ходили по базарам, а я коллекционировал местные газеты. Тем не менее комиссии я понравился, и был принят на геофак 30 июля 1952 г.

   Домой возвратился 6 августа.  Решения о моем зачислении так и не дождался и через 20 дней, не вытерпев, снова отправился в Москву.

   На первом курсе мы учились еще в старом здании МГУ на Моховой, рядом с  Московским геолого-разведочным институтом (МГРИ). Занятия проходили в основном на 4-5 этажах. Здесь мы осваивали немецкий язык, марксизм-ленинизм, нам читали лекции и проводили практические занятия по геодезии, общему землеведению, общей геологии, экономгеографии. На лекции по химии мы ходили в главную аудиторию химфака, расположенную амфитеатром. Кроме учебных занятий, я посещал фотокружок и занимался в лыжной секции.

   В октябре состоялся вечер, на котором выступали с добрыми напутствиями нам преподаватели: Юлиан Глебович Саушкин, Николай Николаевич Зубов и декан Константин Константинович Марков. Нашей читалкой была центральная библиотека МГУ; там же в свое время работала приемная комиссия, в которую мы сдали документы для поступления в МГУ. Под библиотекой находилась наша столовая. Рядом со зданиями МГУ и МГРИ размещалось посольство США и гостиница «Националь».

   Мне, как иногороднему, в качестве жилья была предоставлена комната на даче в Малаховке, арендованная МГУ. Ежедневно утром  я ездил  оттуда на электричке до Ярославского вокзала, а потом на метро – до станции «Охотный ряд». Самым неприятным моментом был выход с территории дачи, которую охраняла большая овчарка. На территории дачи она была миролюбива, но как только я дотрагивался до калитки, рычала и пыталась схватить. Дача не отапливалась, поэтому, приходя вечером, я ложился в отсыревшую за день постель. Однажды, возвращаясь в Малаховку, на Ярославском вокзале я  проводил до вагона слепую женщину. Она мне сказала, что она Валя Борц из организации «Молодая гвардия». Вот так, наверное, часто мимо нас проходят люди, с которыми связаны интересные истории или они были свидетелями важных событий.

   Любимой студенческой едой были пельмени и ацидофилин, похожий на кефир, но тягучий и сладкий, а дома заваривали кофе с молоком в брикетиках. Фруктов и свежих овощей практически не ели. Вместо портфелей студенты использовали небольшие чемоданчики с окованными светлыми углами.

   Первый семестр пролетел мгновенно. Мы еще не умели планировать свое время, поэтому со страхом ждали зачетов и экзаменов. Но в молодости выручает память и здоровье. Все успешно преодолели первую сессию. Было четыре экзамена: геология (преподавала Якушева), общее землеведение (Тушинский), геодезия (Дензин), экономическая география (Саушкин).

   В первом семестре на 1-ом курсе я учился в первой группе, в которой было 28 человек. Еще не было разделения по специальностям. Во втором семестре состав группы сменился и она стала седьмой. Почти вся эта группа на втором курсе стала учиться при кафедре гидрологии суши. Хотя на первом курсе у меня были намерения идти на кафедру северных полярных стран, и я беседовал об этом с зав. кафедрой проф. Богоровым, а потом писал курсовую работу о поиске земли Санникова экспедицией барона Толля. С этой целью я изучал «Отчеты о Российской полярной экспедиции». Очевидно, сказалось влияние книги В.Каверина «Два капитана».

   Во втором семестре, в январе 1953 г., меня переселили в двухэтажное большое общежитие, д.2, корпус 3 на Старокаширском шоссе. В комнате нас было 8 человек, в основном бывшие фронтовики. Ездили на занятия на трамвае «Б» до Балчуга. Трамвай шел более часа. Потом пересекали пешком Красную площадь. Это был последний год, когда геофак помещался на Моховой. Все с нетерпеньем ждали новоселья. На строительстве нового здания университета работали заключенные, а нас лишь однажды послали в Лужники на разборку бараков.

   В марте 1953 года на наших глазах произошло событие, которое потрясло всю страну - скончался И.В. Сталин. Это ярко описано в книге Г. Николаевой «Битва в пути». Я узнал об этом от одного из фронтовиков, который разбудил нас ночью радостным возгласом: «Сталин умер !». Меня его радостная интонация поразила. Мы поехали на Моховую. Весь центр был оцеплен, но нас пропустили по студенческим билетам. На геофаке на лестничной площадке у портрета Сталина стояли студенты с черными повязками. Играла траурная классическая музыка. Занятия отменили, и мы сидели в аудиториях. У многих на глазах были слезы. Каждому хотелось проститься с вождем, который лежал в колонном зале Дома Союзов. Но это сделать было непросто и даже опасно. Толпы людей, давка. Говорят, что потом подводы потерянных галош были вывезены из центра Москвы. Вокруг колонного зала Дома Союзов стояло несколько заслонов военных и милиции. Мне удалось преодолеть все заслоны, кроме последнего, который располагался возле ГУМа. Счастливчики выбегали на Красную площадь и тонкими струйками устремлялись в сторону Дома Союзов, присоединяясь к скорбной веренице людей.

   Больше всего в эти дни мне запомнились толпы людей, шедших проститься со Сталиным. Они перемещались очень быстро и неравномерно. В моменты ускорения движения люди начинали бежать и в этот момент смеялись. Смеющаяся толпа в такой траурный день! Как они могут смеяться! Так воспринимал это зрелище я, воспитанный в атмосфере преклонения, восхваления Сталина. Спокойная и даже подчас  радостная реакция наших университетских фронтовиков и улыбающиеся лица людей на улице – все это впервые открыло для меня другое отношение к Сталину.

   В июле 1953 г., находясь на практике в Красновидове,  мы услышали об аресте Берии, а позднее, в 1956 г., на закрытом комсомольском собрании - о разоблачении культа личности Сталина. Все это было воспринято мною спокойно, и среди тех, с кем я общался, никак не обсуждалось.

   Лето 1953 года принесло много ярких приятных впечатлений. Сначала были общегеографические практики в Красновидове на берегу Москва-реки. Спали в палатках. Практиковались в геодезической съемке (принимал съемку Гедымин), знакомились с рельефом местности. Район второй практики выбирался самим студентом - это могли быть Крым, Кавказ или Хибины. Я остановился на Хибинах, рассудив, что на курортном юге я смогу побывать всегда. Конечно, это решение было самым правильным.

   Поездка в Хибины состоялась с конца июля по 21-е августа и оставила незабываемое на всю жизнь впечатление. Наша группа состояла из 35 человек. База находилась  в поселке Юкспор-йок, рядом с г.Кировском, на университетской географической станции. Руководил практикой Кирилл Вячеславович Зворыкин, спортивного вида человек, геоморфолог, бывший фронтовик. Но нас больше опекал географ Иннокентий Константинович Тихомиров, ссыльный, тайком приезжавший иногда в Москву, в университет, по делам. Ему уже было более 60 лет.

   С продуктами тогда было плохо, и с собой мы привезли кочаны капусты и другие овощи. Первое время из-за белых ночей не могли спать. Играли в волейбол.  Во время практики путешествовали по окрестностям - ходили на озеро Большой Вудъявр, поднимались на горы и спускались с них по осыпям, делая гигантские шаги, производили съемку местности с помощью дальномера, барометра и компаса. Совершали и дальние походы -  на Умб-озеро (трехдневный), в Кировский полярный ботанический сад.

   Очень донимали комары и мошкара. Спасались, залезая в дымящийся костер. Самой удобной обувью в походах были сандалии из-за своей легкости и потому, что быстро высыхали на ногах после посещения болот.

   Кировск тогда называли городом амнистированных, так как здесь оседали освобожденные из заключения. Встречали мы и заключенных, которые работали на рудниках, добывая апатит и молибден. Их водили большими колоннами под конвоем или возили на грузовых машинах. Видели мы их и в руднике.

   В путешествиях мы лакомились ягодами – черникой, голубикой и гром-ягодой, которые в изобилии росли на болотах, по склонам гор и на плато. С практики привезли образцы пород и минералы - апатиты, лопарскую кровь и др.

   Были у нас и приключения. Первое произошло в день приезда. В нем участвовал и я. Не спросив разрешения, ошеломленные впервые увиденными горами, группой из 5-6 человек, в которую, как я помню, входили Алик Осетров, Тамара Русанова и Галя Саввинова, мы понеслись вверх, а забравшись на плато, решили спускаться более крутой, но более короткой дорогой. На середине спуска мы застряли и, испугавшись, уже не могли ни двигаться дальше, ни возвращаться обратно. Только Алику, нашему заводиле, удалось спрыгнуть вниз, проехавшись несколько метров по склону. Он помчался на станцию за подмогой. Спасатели во главе со Зворыкиным стали вытаскивать нас при помощи веревок вверх на плато. Можно только удивляться, как мы могли решиться на спуск по такому крутому склону, цепляясь за мох. К чести Зворыкина он нас не стал ругать. Нам было очень неловко, стыдно. Мы чувствовали себя виноватыми.

   Напротив, в следующем приключении, когда группа студентов во главе с Кларой Афанасьевой заблудилась в тумане и, не зная особенностей горного компаса (запад и восток там меняются местами) ушла в противоположном от дома направлении, в группу спасателей были включены виновники первого приключения. Я благодарен Зворыкину за это, и мы его не подвели.

   Зворыкин общался с нами как с равными и был организатором различных игр, придумывал шарады, пантомимы. Впервые в Хибинах я услышал романсы Вадима Козина : «Снова пою песню свою….» и др. и узнал о его судьбе, а также романс К.Шульженко «Я помню в темном сумраке вагона, чуть освещенном блеском Ваших глаз….».

   Поездка в Хибины произвела настолько глубокое впечатление на Колю Карпова, что он стал учиться на кафедре североведения и все последующие годы учебы в университете ежегодно приезжал туда, а впоследствии описал это в повести. Кроме того, широкую известность получили его хибинские стихи «Едкий дым создает уют….». Песня на эти слова в двух вариантах долгое время была популярна среди туристов, географов и геологов. 

   Открытие нового здания университета прошло торжественно. Перед главным входом произносились поздравительные речи с добрыми напутствиями, но к этому моменту сюда были стянуты солдаты, которые образовали несколько квадратов-каре, внутри которых хаотично курсировали студенты. Студенты посчитали, что власти боятся волнений. Потолкавшись в этих каре, я взобрался на 22-ой этаж главного здания и сделал исторический снимок.

   После переселения в высотное здание на Ленинских горах первое время мы очень часто вспоминали 1-ый курс. Жизнь в старом здании была более романтичной, жили дружной единой семьей. Было более тесное общение между курсами, да и центр Москвы был рядом. На Ленинских горах дух прежнего  геофака был утерян. Стали складываться новые традиции. В общежитии размещались в основном по блокам, состоявшим из двух комнат и туалета с душем; у каждого была своя комната. Это способствовало разобщенности, камерности. На каждом этаже общежития были также кухни, где некоторые студенты готовили еду. Обычно этим занимались фронтовики, некоторые девчонки и китайцы.  В общежитии иногда собирались в гостиной, где стояли пианино и телевизор. Москвичи жили своей жизнью, они были менее связаны с факультетом, и, конечно, не могли вкусить всей прелести студенческой жизни. Кроме лыжного спорта, я интересовался фотоделом. Особенно запомнилась портретная фотосъемка с применением софитов.

   Моим первым напарником по блоку стал Гунар Феликсович Гравис, немногословный и скромный латыш. Впоследствии он работал в Институте мерзлотоведения в Якутии, а затем в Москве во ВСЕГИНГЕО, занимаясь научной работой в области мерзлотоведения в звании  доктора геолого-минералогических наук. В 2010 году его не стало. До последних дней за ним ухаживала Алла Лисун (наша однокурсница), хотя была уже с ним в разводе.

   Занятия на 2-ом курсе начались с 15 сентября, и в каждый последующий год учебное время сокращалось на полмесяца. Окончательно сформировались  группы по будущим географическим профессиям. Я оказался в одной из многочисленных групп - гидрологической, где было 30 человек. Несмотря на мужскую профессию, парней было только четверо («осьмушка»).

   Занятия проходили на 17- 21 этажах центральной части здания, здесь же находилась наша географическая библиотека, а жили мы, иногородние, в основном, на 17-18 этажах боковых частей главного здания, в так называемых зонах, сообщавшихся с центральной частью с помощью переходов. Это было очень удобно. Можно было ходить в тапочках на лекции. Завтракали в буфетах центральной части, а обедать спускались вниз в столовую или в буфет. Хлеб был бесплатным и стоял на столах в тарелках.

   Из лекций на втором курсе особенно запомнились лекции по географии почв Лебедева. Мы их записывали подробно под его диктовку. Меня очень любила преподаватель немецкого языка Елизавета Моисеевна Рахленко. Она всегда путала мою фамилию, называя меня Андронников Это был ее кумир. Как-то меня вызвали в иностранный отдел МГУ и спросили, знаю ли я немецкий язык. Я ответил, что только перевожу со словарем. Выразили сожаление, что не могут послать в ГДР с делегацией без знания языка и посоветовали учить язык, так как скоро появится возможность чаще ездить заграницу. Я понял, что это была инициатива Рахленко.

   На втором курсе я подружился с Валерием Кузнецовым (мы учились в одной группе), и эта дружба продолжалась до его кончины в 2012 году. 

   В студенческие годы я много времени уделял  лыжным занятиям в секции, которую посещали многие старшекурсники: Николай  Айбулатов, Вадим  Болдырев, Леня Лавров, Виталий Скорняков. Участвовал в соревнованиях по бегу и в лыжных гонках. Соревнования проходили на Ленинских горах и в Подмосковье – Красновидове, Фирсановке. Какое-то время ходил по утрам до учебных занятий в плавательный бассейн.

   В зимние каникулы 1955 и 1956 гг. ездил на лыжные сборы в Красновидово. Там вечерами иногда устраивали концерты самодеятельности. Талантов было – хоть отбавляй. Запомнилось выступление со стихами Володи Бардина («Лампы огонь одинокий»), потом появилась на эти стихи песня. Володя учился на курс младше. Очень красивый, черноволосый и талантливый. После окончания МГУ он работал в Антарктиде, там быстро поседел. Его давно уже нет в живых. Он  вначале носил фамилию Комков. Мать вышла замуж за академика (металлурга) Бардина и тот усыновил Володю. Моя тетя была с ней знакома. А мой отец был знаком с братом академика. Вот так пересекаются иногда судьбы разных поколений.

   Вначале учения меня опекал старшекурсник фронтовик Миля Ицканов. К сожалению, вскоре он погиб на практике на Чукотке - попал в пургу и замерз в спальном мешке. Хоронили его в Москве. Были и другие потери. Так, некоторое время в нашей группе учился некто Судаков и исчез. Оказалось, что он работал в Антарктиде и там умер.

   Нам, гидрологам, приходилось много считать. Для этого мы пользовались логарифмическими линейками. Одно время была даже идея, перевести гидрологов на физфак.

   В 1954 году лето мы снова провели на учебных практиках. Геологическая практика проходила в мае по городу, с выездами на Подольские карьеры, в Серебряный бор. Потом были общегеографические практики в Красновидове: почвенная, ботаническая и геоморфологическая.

   Знаменитой личностью среди студентов геофака в то время был Геркин. Про него слагали частушки ( "В шесть подъем, в шесть подъем. Не  дождусь зачета я. На работу не пойдем. Геркин пусть работает.") При мне во время ботанической практики произошел такой случай. Один выпивший посторонний мужчина на наших глазах утонул в Москва-реке. Мы стали нырять, чтобы его спасти, но тщетно. Откуда ни возьмись, появился Геркин. Нырнул и сразу же обнаружил утопленника, сказав, что его голова повернута на северо-восток. Вскоре прибежал физкультурник из дома отдыха. Он-то и смог подцепить тело и поднять его на поверхность. А потом уже всем миром мы вытащили его на берег. Вскоре Геркин куда-то пропал. Позднее мне стало известно, что он написал объемистый труд «Птицы Камчатки».

   После красновидовских у нас еще была гидрологическая практика на Оке, в районе будущего научного города Пущино. Ею  руководил Василий Дмитриевич Быков, а помогали ему сотрудники кафедры гидрологии Ирина Степановна Федорова и Аристид Федорович Варелопуло. Жили в палатках на берегу реки. Группа была разделена на 4 бригады. Каждая имела свою лодку. Наша называлась «Колыма», и гимном, конечно, стала песня о Колыме. В нашу бригаду входили : Алексинская, Радкевич, Черноус, Ласточкина, Денисова, Китаева и я. У Быкова был пес Тобик, который нас облаивал, когда из палатки вылетали наши отчеты, если Быков был ими не доволен (фото 4). 

   Учеба на третьем курсе не оставила ярких воспоминаний. Занятия начались с 1-го октября и продолжались до конца мая 1955 г. с перерывом на зимние каникулы. В общежитии моим соседом стал Коля Гулецкий. При подготовке зачетов и экзаменов мы иногда собирались своей осьмушкой у Гулецкого. Экзамены я старался сдавать в числе первых, пока еще не находился в сильном мандраже. Рудик Клиге, напротив, приходил на экзамены в конце и был невозмутим, а Беллочка Рывкина дочитывала лекции до последней минуты.

   Наиболее интересными оказались летние месяцы 1955 г., когда состоялась моя первая производственная практика. Она проходила с 9 июня от Московского Гипроречтранса сначала на Камском водохранилище (Заозерье, Нижняя Курья, Полазна, Хохловка, Добрянка, Усть-Гаревая, Левшино). Со мной были Валера Кузнецов, Нина Зиминова, Зина Коноваленко и Наташа Шило. Наша работа заключалась в оборудовании ветро-волномерных постов и наблюдении на них. Кроме того, мы с Валерой участвовали в рекогносцировочном обследовании водохранилища от Заозерья до Пожвы.

   С 1 по 10 августа  мне посчастливилось побывать в командировке на Цимлянском  водохранилище. Там я участвовал в проведении первых в СССР опытов  по изучению динамики прибрежных наносов с помощью окрашенных песков в районе станицы Нижнечирской и хутора Суворовского. Участниками были сотрудник института химии Патрикеев Вениамин Васильевич (автор красок люмоген и антрацен, которые были применены для окрашивания песков) и работники Гипроречтранса К.М. Пекишев и  Б.Ф.Лычевко. Лодки у нас не было, поэтому все работы – и промеры глубин, и отбор проб грунта - проводились вплавь. Пробы просматривались тут же в мешке с увиолевыми стеклами и подсчитывалось количество обнаруженных окрашенных песчинок.

   В отчете о производственной практике на Цимлянском водохранилище я написал, что при проведении опытов с окрашенными песками я «нырял в нужном месте». Просмотревший мой отчет Е.В.Близняк эти слова подчеркнул и поставил жирный восклицательный знак.

   Обратный путь я проделал один через Сталинград, Москву и Пермь в Заозерье на Камское водохранилище. Там я прожил еще месяц.

   С 15 октября началась учеба на 4-ом курсе. Моим соседом по блоку оказался океанолог Семен Орадовский. С океанологами у нас, гидрологов, был более тесный контакт, чем с другими  группами. Их на нашем курсе было всего 8 человек. Когда у них никто не появлялся на спецлекции, то староста их группы бегал по общежитию и уговаривал придти хотя бы одного. Тогда лекция не срывалась.

   В это время меня очень интересовали секреты литературного мастерства. В особенности я увлекся К.Г. Паустовским. Моей любимой его книгой стала «Золотая роза». Конечно, был счастлив, что попал на вечер встречи с ним во дворце культуры МГУ 24 декабря 1955 г. Перед этим вечером на факультете собирали подписи в поддержку выдвижения Паустовского на какую-то литературную премию.

   На вечере выступал знаменитый пианист Нейгауз, играя одной левой рукой, так как правая у него была повреждена.

   Паустовский оказался человеком среднего роста с залысинами на обоих висках, шатен. Был в черном костюме с синим галстуком. Лицо угрюмое, даже злое. Сказал, что писатели не отличаются многословием, на концертах их забивают артисты. Вспоминал о жизни писателей и некоторые случаи из своей жизни. Много говорил об Аркадии Гайдаре, считая его редким человеком и писателем. Гайдар, по мнению Паустовского, жил той жизнью, какую показывал в книгах. Прежде чем описывать какой-либо случай, поступок героя, проверял это в жизни на своих друзьях. Он был экспериментатором в литературе и в жизни, от чего часто страдали его друзья. Всегда у него была какая-либо выдумка, которую он немедленно старался осуществить. От него нельзя было утаить ни одной мысли, он сразу разоблачал. Однажды Гайдар купил связку воздушных шаров, вышел в Москве на улицу против гостиницы "Москва" и стал по одному выпускать их, следя за полетом. Мгновенно собралась огромная толпа, и автомобильное движение прекратилось. Вмешалась милиция. Таких неординарных поступков у Гайдара было много.

   После четвертого курса производственную  практику с 15 июня по 31 августа я снова проходил от Гидроречтранса. Жили на брандвахте в порту г. Ульяновска. Кратковременно нас навестил начальник отдела изысканий Семен Леонидович Вендров. А постоянно были с нами начальник изыскательской партии Анатолий Борисович Гохштейн, геологи А.А. Абалымов, Ю.С. Иванов, К.М. Пекишев. От нашего курса проходили здесь практику Зина Коноваленко, Люба Положишник, Наташа Шило. Мы дружили со студентками Ленинградского института инженеров водного транспорта и Рыбного института, жившими рядом в юрте.

   Гохштейн был энергичным человеком, не гнушался черновой работы и позднее, получив богатое наследство от тети, жившей в Израиле, уехал туда, а потом эмигрировал в США. Он, вероятно, имел постоянный контакт с Вендровым и, когда я готовился к защите кандидатской диссертации в 1966 г., прислал мне положительный отзыв.

   Все общество на практике  в Ульяновске было молодым, поэтому вечерами активно развлекались: ходили на танцы в городской сад над откосом, в ресторан и в кино. На брандвахте и в юрте играли в карты, декламировали стихи, пели. В дождливые дни я читал, играл на баяне. В выходные дни купались на волноломе, ездили на острова и на другой берег Куйбышевского водохранилища.

   Работа не отличалась разнообразием и состав ее был таким же, как и в предыдущий год – организация и производство ветро-волномерных наблюдений, изготовление вертикальной и горизонтальной волномерных вех, нивелировка водомерного поста, промеры глубин.

   Семен Леонидович Вендров, будучи начальников отдела изысканий Мосгипроречтранса, активно привлекал летом студентов геофака МГУ, гидрологов и геоморфологов, к участию в изысканиях и мне известно, что многие из выпускников потом работали в этой организации. С нашего курса таковыми были Саша Касименко, Тамара Русанова, Нина Логинова, Наташа Варакина, Света Зданович, а Борис Пузырев стал начальником отдела изысканий после Вендрова, когда тот ушел в Институт географии АН СССР. Вендров ценил университетское образование выше институтского, так как первое давало более широкий кругозор и окончившие университет очень скоро обгоняли институтских, которые получали специальное образование. 

   После практики  я  побывал в родном доме  в Костроме, но 16 октября приехал в Москву и вскоре отправился в Новосибирск на перекрытие Оби в районе Бердска в составе экспедиции, организованной Московским инженерно-строительным институтом (МИСИ). В ней участвовали от нашей кафедры Виталий Анатольевич Скорняков и Ирина Степановна Федорова, 12 человек из нашей группы и представители МИСИ.

   С 23 октября по 4 ноября мы работали на Оби. Вначале занимались разбивкой створа и магистрали, мензульной съемкой левого берега. 25 октября ночью в 1 ч. 45 мин началось перекрытие Оби пионерным способом, т.е. с одного правого берега. После этого с помощью автокрана мы измеряли скорости течения и делали промеры глубин. Брали отсчеты уровня воды по рейкам на водосливах. Делали промеры эхолотом косыми галсами с засечками двумя мензулами, мензульную съемку берегов прорана, пытались измерять расходы воды в пролетах водосливной плотины с помощью портального крана, но вертушки срезало льдом. 30 октября начался ледоход. 3 ноября ночью мы производили отсчеты по рейке уровня воды в водосливной плотине и в пролете шириной 15-20 м. 4 ноября начался последний штурм Оби - отсыпка глыб с ряжа. Незабываемое зрелище. Ночь. Освещение прожекторами. Гул гигантских машин, сбрасывающих в воду огромные глыбы. Наконец, напор реки стал ослабевать. Показались из воды бетонные блоки, и смельчаки стали перебегать по ним с одного берега на другой. Крики «Ура!».

   7 ноября  мы уехали из Новосибирска и 11 ноября были в Москве.

   Итак, к последнему  году  учебы мы прошли уже полный курс гидрологических наук. Наиболее серьезными из них были : гидрометрия (В.Д.Быков), гидрология рек, учение о стоке (Б.А.Аполлов), гидравлика, гидрологические прогнозы, водные исследования (Е.В.Близняк), водохозяйственные расчеты, гидрогеология (Куделин), озероведение (Б.Б.Богословский).

   Самыми эффектными были выступления на 1-ом курсе экономгеографа Юлиана Глебовича Саушкина. Яркая внешность, хорошо поставленный голос. Оригинальным была и сдача у него экзамена. Надо было ткнуть указкой в любое место на карте СССР и охарактеризовать его, пользуясь комплектом карт. На прощальном вечере с преподавателями в 1957 г. он поздравил всех нас не с окончанием, а с поступлением в университет, ибо только жизнь – есть настоящий университет. Преподаватели говорили, что мы больше всего почерпнули знаний не от учебы, а от общения друг с другом.

   Самым элегантным был Самойлов, читавший курс «Устья рек». Перерывы в занятиях он называл антрактами. Требовал подробной записи своих лекций. Мы сдавали ему не экзамен, а зачет. Когда я показал ему толстую тетрадь с записями его лекций, он сказал: "Большая библия". Я ответил: "Да". Больше он ничего не спросил и поставил в книжке зачет.

   Очень нравились всем лекции по океанологии Бориса Павловича Орлова, напоминавшего по внешности старого писателя Сергеева-Ценского. Свои  лекции он пересыпал юмором. Однажды он, рассказывая о Черном море, громко произнес, что глубину Керченского пролива по понятным причинам сообщить не может и тут же прошептал: "Три целых две десятых метра".

   Заведующим кафедрой гидрологии суши был Евгений Варфоломеевич Близняк, обладавший огромным опытом гидрологических изысканий, который он изложил в своем капитальном труде «Водные изыскания» и читал его нам. Он был у меня руководителем одной из курсовых работ. Я принес ему домой свою работу. Меня поразило, как он очень быстро, по диагонали, ознакомился с ней, успевая заметить и исправить все ошибки в грамматике и пунктуации.

   В.Д. Быков читал нам «Гидрометрию». Он казался замкнутым человеком. Его побаивались. На кафедре он пользовался большим авторитетом. Евгений Варфоломеевич Близняк безоговорочно поддерживал Быкова. Одобрительно крякал, когда тот высказывал какое-либо свое мнение на заседании кафедры. Руководя нашей гидрологической практикой на Оке, Быков держал с нами дистанцию.

   Интересными были также занятия по картографии с Мирошниченко. Он любил задавать логико-математические задачи. Например, как перевести на лодке с одного берега на другой по одному волка, козу и капусту или как спроектировать мост через реку, чтобы он находился на равном расстоянии между пунктами, расположенными на разных берегах.

   Запомнился последний зачет по гидробиологии, который проходил на биофаке в декабре 1956 г. Его проводил доцент Воскресенский. Сохранились фотографии на самом зачете и после него на ступеньках перед зданием университета (фото 6).

   Всего за годы учебы мы освоили 36 дисциплин. Из них по 26-ти сдали экзамены и по 10-ти – зачеты.

   Общественно-политическая жизнь на факультете не отличалась большой активностью. Комсоргом курса была Галя Мазурова, мягкий по характеру человек. Запомнилось одно ее выступление, в котором она журила тех, кто не участвовал в сборе торфоперегнойных горшочков. Громкий смех вызвало ее замечание - «вместо того, чтобы идти на горшочки, некоторые пошли в кусты». ДОСААФ, который возглавляла Катя Сафонова, влачил жалкое существование. В основном занимался сбором членских взносов. Изучали парашют, но, пожалуй, так никто и не прыгал с его помощью. На демонстрации я не ходил. Туда допускались лишь активисты. Все остальные в этот день отсыпались.

   Факультет славился своими песнями. Пели по любому поводу и без повода. Красивыми голосами обладали Галя Федорова и Светлана Шацкая. Среди поэтов выделялись: Коля Карпов, Леша Сабельников, Борис Пуцило, Володя Бардин. Признанными композиторами были Виталий Волков, Володя Борисов. Часто к известным напевам придумывали свои слова. Первое время было много песен на военную тематику и море своих частушек. В блоках общежития не без вина практиковались танцы до упада. На пианино играл Лева Атабеков. Гитары тогда не были в моде.

   Подводя итоги учебы в МГУ, нужно сказать, что наш курс был довольно скромным по своему составу и по одежде. Может быть, потому, что было много  бывших фронтовиков.

   Во время учебы в университете я часто посещал концерты, которые устраивались в актовом зале или во Дворце культуры. Особенно любил симфонические. В МГУ в то время мы смогли увидеть многих знаменитых людей: Тамару Макарову, Ива Монтана с Симоной Синьоре, Жерара Филиппа, Георга Отса, Броз Тито, Паустовского, Буденного, Бернеса, Мессинга, шахиншаха Ирана Реза Пехлеви с красавицей шахиней Сорейей. Выступление Буденного разочаровало своей безграмотностью. В Костроме присутствовал на концерте Вертинского, который тогда гастролировал по стране. В фойе кинотеатра «Метрополь» в Москве пел Гуальтеро Мизиано.

   1956 год ознаменовался  венгерскими событиями. Учившийся у нас на факультете венгр Зденек Витвар с трудом вырвался после каникул из Венгрии через наше посольство. А венгр Петер погиб под обломками упавшего здания. У нас по проходам в главное здание вывешивались листовки: «Руки прочь от Венгрии! Долой сталинских сателлитов! Социал-демократическая партия России». Группа наших активистов во главе с Варущенко, руководившая в то время факультетским комсомолом, закрыла его и организовала вместо него Клуб географов. На заседаниях этого клуба можно было высказываться открыто о том, что думаешь. Первое заседание было посвящено обсуждению творчества Пикассо. Выступали сторонники и противники художника. Второе – тому, как поляки под руководством Гомулки строят социализм. На третьем заседании появились даже преподаватели. Темой являлась профессия географа и наше распределение после окончания университета. Дискуссии проходили активно, и это встревожило администрацию. Под благовидным предлогом зачинщиков убрали. Варущенко был исключен из университета. Впоследствии его, кажется, восстановили.

   Вскоре было проведено университетское собрание в доме культуры, на котором с докладом об антисоциалистических настроениях студентов  выступала тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева.

   Зимой 1956-1957 гг. жизнь была уже более вольная. Началась подготовка дипломной работы каждым по своему плану. Моим научным руководителем стал Борис Борисович Богословский. Тема  работы касалась режима наносов на Цимлянском и Молотовском водохранилищах. Материалы для диплома я черпал из архива Гипроречтранса. Работать было легко, так как дорога в эту организацию была проторена благодаря двум практикам.

   Соседом по блоку стал китаец Ху-Цзун-Пей, учившийся на 4-ом курсе. Общение с ним было минимальным. Он был участником китайской народной армии, добровольцем.  В 1958 году я послал ему письмо в университет с описанием первого года работы. Он не ответил. Впоследствии в Китае он возглавил Гидрометслужбу своей страны, и я встречался с ним в 1976 году на гидрологическом съезде в Ленинграде. Он вел себя очень натянуто - опасался, сидел в президиуме; потом я встретил его на Невском проспекте,  и он дал мне свой адрес. Позже я отправил ему письмо в Китай, но ответа не получил.

   В середине марта 1957 г. в моем дневнике появилась запись: "Все как-то беспокоятся о распределении, что-то ищут, а я сижу. Одно знаю твердо – везде люди живут, не ведаешь, где найдешь свое счастье. Нужно уехать, поработать, узнать жизнь, а за Москву цепляться незачем." К тому времени состоялось мое знакомство с известным геологом Е.Г. Качугиным, и тот пригласил меня на работу в Дзержинск, где он в то время был директором карстовой станции.

   24 июня мы сдали государственный экзамен - историю КПСС, а 29  июня по персональной заявке меня уже зачислили лаборантом на работу от Лаборатории гидрогеологических проблем АНСССР, которая тогда помещалась в Москве в Старомонетном переулке (д. 29), на карстовую станцию – в г. Дзержинске Горьковской области. Началась самостоятельная взрослая жизнь. В этой организации, не раз менявшей свое название, я проработал 50 лет, занимаясь изучением динамики берегов рек и водохранилищ на Волге, Каме и Оке, а также карстом г. Дзержинска. В 2007 году ушел на пенсию с должности старшего научного сотрудника в звании кандидата географических наук.

   Несмотря на то, что прошло уже более 55 лет с момента окончания геофака МГУ, мы продолжаем встречаться. Курс собирается редко (фото 7), а наша гидрологическая группа в последнее время собиралась в Москве ежегодно подряд девятнадцать раз (фото 8) и предполагает встретиться вновь в январе 2014 г. Нас осталось 21 человек, но на встречу приходит не более 12-15 человек , причем бывают и из других групп.

Ноябрь 2013 года

 Март 1957 г.  7-ая группа 1-го курса на ул. Моховой

1953 г. Субботник в Лужниках. 1 курс геофака.

«Осьмушка» на Ленинских горах : Иконников Л., Гулецкий Н., Клиге Р., Кузнецов В.

1954 г. Быков Василий Дмитриевич принимает зачет по гидрологической практике на берегу реки Оки в районе будущего города Пущино.

После последнего зачета по гидробиологии доценту Воскресенскому (биофак).

1977 г. Встреча в Москве выпускников 1957  года.

Февраль 2005 г. Традиционная ежегодная встреча в Москве гидрологов выпуска 1957 г.

 

студенческие воспоминания геофак 50-х гг. выпуск 1957 г.