Ларьков С.А.

 
 
04.11.2013

ЛАРЬКОВ СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, выпускник 1967 г. кафедры геоморфологии

ИЗ ИСТОРИИ САТИНО

(эпизод второй – игры преподавателей)

     Этот «эпизод» датируется 1975 годом. Очередная студенческая бригада, у которой я должен был вести практику, была по составу обычной: три девушки, два парня. Андрей Беленький и Игорь Шабдурасулов сразу же сообщили мне, что выбрали своей специальностью геоморфологию. Понятно, что за практику по специальности они должны были заработать отличную оценку – конкурс на кафедру был довольно большой, и даже «четверка» за профильную практику закрывала ребятам дорогу к выбранной специальности. Надо отдать парням должное – они были любознательны до дотошности, трудолюбивы почти до изнеможения, прекрасно подготовлены. Уже к концу учебных маршрутных дней я был уверен в том, что поставлю друзьям отличную оценку. Как обычно, бригаде был выделен небольшой участок полигона для самостоятельных маршрутов и составления геоморфологической карты. Отведённый мною этой бригаде участок включал и фрагмент залесённой, без каких-либо ясно выраженных форм рельефа равнины у северной границы полигона. В последний маршрутный день я попросил ребят пройтись по этой равнине, описать её в «точках», поискать хоть какие-нибудь обнажения, хоть в искорях (вывернутых из земли с корнями деревьях, дающих некоторое представление о характере рыхлых отложений). Ребята вернулись из маршрута, о чём мне и доложили, показав дневники с описанием точек наблюдения.

     Бригада засела за отчет и карту, я – за проверку полевых дневников. В камеральном корпусе места для нас не хватило и мои бригады камералили в арендованном пустом деревенском доме, последнем от базы по сельской улице. Я к тому времени уже более десяти лет проработал на геоморфологической съёмке, «точек» написал сотни. Потому я без особого труда понял, что описанный двумя друзьями их последний маршрут – «липа», «туфта», что ребята в этом маршруте не были. Ситуация складывалась аховая – за такое и «тройки» было многовато, но и терять для кафедры таких перспективных студентов было очень жалко. У меня созрел вполне иезуитский план, которым я поделился с руководителем геоморфологической практики Львом Георгиевичем Никифоровым и получил от него полное «добро».

     Наступило время сдачи зачета. Отчет и карта без сомнений были оценены на «отлично». Я поставил эту оценку в зачётки девушкам и попросил их выйти. Парни насторожились – а я открыл их полевые дневники с описанием злополучного маршрута: «Сами признаетесь? Или доказать?». Парни, уже настроенные на пятерки и отъезд на выходные в Москву, покраснели, потом побелели. Тут я произнёс проникновенную речь о том, что полевой дневник и описание точек наблюдения – документ, в котором даже при ошибочной записи её нельзя стирать, а только аккуратно зачеркивать, что сделанное ими – профессиональный подлог, что я должен посоветоваться по этому поводу с Львом Георгиевичем. Из педагогических соображений я несколько сгустил краски: такие строгие правила для «точек» существуют лишь при государственной геологической съёмке. Ну, в общем, нагнал на ребят страху, заявив напоследок, что «оглашение вердикта» назначаю на десять часов утра следующего дня, тогда я и верну им зачетки (их изучение ещё больше убедило меня в том, что такими «кадрами» кафедре пренебрегать не стоит). На парней было жалко смотреть - ведь рушились все их жизненные планы.

     Не лучше они выглядели и наутро: осунувшиеся, бледные, с чёрными кругами под глазами. «Ну что, надеюсь, вы всё поняли?» - спросил я вполне риторически. Ребята смогли в ответ лишь согласно кивнуть. «Забирайте!» - кивнул я на зачетки. Дрожащими руками ребята открыли их и, судя по всему, впали в ступор – на соответствующих местах стояла отметка «отл.». Осенью я встретился с ними уже как со студентами-геоморфологами.

     Судьба Андрея Беленького после окончания университета мне, к сожалению, не известна. С Игорем Шабдурасуловым в начале 1980-х годов несколько раз пересекался на кафедре, когда он учился в аспирантуре в ИГАНе. Но в середине 1990-х годов он все чаще стал мелькать в телевизоре в качестве крупного правительственного чиновника по культурной почему-то части, потом занял пост генерального директора ОРТ (1-го телеканала) и, наконец, стал фактически пресс-секретарем председателя правительства Виктора Степановича Черномырдина и переводил на чиновничий язык фольклорные высказывания своего шефа.

     Однажды я рассказал давнюю историю  с «липовым» маршрутом знакомому журналисту из правительственного пула и тот, несмотря на мое запрещение, на очередном брифинге, наверное, чтобы выделиться из толпы коллег, приватно передал от меня «привет» Игорю, после чего позвонил мне и сообщил, что Игорь Владимирович очень просил меня связаться с ним и хотел бы встретиться. В Белый дом на Краснопресненской мы пошли с моим однокурсником и давним другом Сашей Снопковым (кстати, в 1973-74 годах Александр Ефимович был начальником Сатинской практики), решив, что грех заодно не воспользоваться таким знакомством для попытки решения некоторых наших проблем делового характера, довольно, впрочем, мелких..

     На пороге кабинета, раза в три большего, чем кабинет декана геофака, Игорь приветствовал меня почти патетически: «Первый учитель!». По дальнейшей беседе и реакции на наши просьбы стало ясно, что он человек в высшей чиновничьей среде хорошо ориентирующийся и весьма влиятельный. Через несколько дней мы получили нужные нам письма за подписью премьер-министра. Впрочем, пользы от них не было никакой – и тогда чиновники благополучно «заматывали» выполнение поручений даже такого начальства.

     А Игорь стремительно шел вверх по карьерной лестнице и вскоре стал первым заместителем главы Администрации Президента. То есть, если сравнивать с советской иерархией, стал если не членом, то кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС (несомненно, это была высшая государственная должность, которую занимал когда-либо выпускник геофака). Отвечал он, судя по всему, за партийное строительство и создал «губернаторскую» партию «Единство», ставшую вскоре суррогатной матерью «Единой России». Впрочем, прошло это уже без его участия – через полгода после прихода в Кремль новой команды, расчищавшей места для «своих», Игоря вынудили уйти в отставку. СМИ еще какое-то время интересовало его будущее, но очень скоро он с экранов «ящика» пропал (вообще-то перипетии его карьеры легко найти в Интернете). Я еще раз виделся с Игорем, когда он возглавлял всего-то какой-то то ли фонд, то ли общество болельщиков футбольного «Спартака» (сам он в молодости был, говорят, неплохим футболистом). Поводом для встречи была передача ему документов о его расстрелянном в 1938 году в Узбекистане деде, которые мне удалось получить через «Мемориал». Чем теперь занимается бывший политик, мне не ведомо.

     А мог бы стать хорошим специалистом-географом!

     Впрочем, как сказал бы один телеведущий, это была бы совсем другая история!

 

ИЗ ИСТОРИИ САТИНО

(эпизоды третий и четвертый - место действия: у сельского клуба)

     Кроме места действия, эти эпизоды объединяет и время – тот же 1975 год.

     22-го июня, в годовщину начала Великой Отечественной войны, было назначено некое торжественное действо, хотя какие торжества могут быть в память этого трагического дня! Организаторы мобилизовали все возможные «коллективы». Первыми к обелиску более или менее стройной колонной подошли «пчелки», потихоньку подсобрались немногочисленные местные жители, группами и мелкими толпами подтянулись студенты. Наконец, раздался нарастающий барабанный бой и со стороны столовой показалась стройная колонна не менее пятидесяти пионеров в парадной форме («белый верх - чёрный низ») и в разноцветных пилотках-«испанках». Над колонной развевались флаги союзных республик; их было явно меньше пятнадцати, и мы с Андреем Лукашовым поначалу подумали, что это флаги тех республик, по которым прошел фронт, но при внимательном рассмотрении оказалось, что это случайный набор знамен, очевидно, обнаруженных второпях в «Ленинской комнате». Пионеры, мальчишки и девчонки 10-14 лет, стройными цепями выстроились по обе стороны лестницы, за ними весьма разношерстыми толпами расположились «пчелки» и студенты, на верхней площадке, у обелиска – почетные гости-фронтовики. Для понимания последующих событий необходимо дать краткую метеосводку: облачность – 0 баллов, ветер – полный штиль, температура + 32º С. И то, что детишки уже оттопали по полевой дороге пару километров.

     Первому выпало выступать ветерану из местных жителей. Мужичонку лет пятидесяти-шестидесяти явно тяготил даже на вид тяжелый черный костюм, в который его облачили для торжественности. Две сиротливые медали явно говорили о том, что протопал он войну рядовым солдатом. Мучительно выдавливал он из себя стандартные фразы про войну и победу, слышанные когда-то по телевизору, прерываясь на долгие тягостные паузы. За время этой речи студенты и «пчелки» оттянулись под узкую тень от стены клуба, пионеры же продолжали стоять шеренгами на солнцепеке, исходя потом и безуспешно пытаясь незаметно обмахиваться пилотками.

     Профессор Юрий Гаврилович Симонов, лейтенант-фронтовик, конечно, был несравненно более опытным оратором, но имел тягу к многословию. Хорошо зная эту слабость своего «шефа», я подошел к вожатому; «Увёл бы ты ребят!». Тот посмотрел на меня гордо: «Ничего, они у меня закаленные!». Через минуту парнишка лет двенадцати, стоявший в середине одной из шеренг, резко побледнел, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на ступеньку лестницы. Тут же какие-то женщины преподавательницы кинулись к нему и оттащили в тень. Кто-то бросился за водой, кто-то обмахивал его косынкой. А в пионерских шеренгах началось!.. Ребята и девчонки один за другим падали, как кегли, более стойкие, шатаясь, выходили из шеренг и садились и ложились на траву, на ступеньки. Надо отдать должное преподавателям и студентам: откуда-то появилось несколько кружек и фляжек с водой, благо ключ в Восточном овраге был рядом. Но вода в нём ведь была ледяной: «Не пить, только полоскать рот!» - кричали ребятам, но они жадно пили и приходилось буквально выбивать у них кружки из рук.

     На этом торжество и закончилось. Симонов и Сережа Венцкевич (Сергей Дмитриевич, сотрудник Колымской экспедиции С.С.Воскресенского, тоже вел геоморфологическую практику) подогнали свои машины. Первой в симоновскую «Волгу» полезла девушка-вожатая, но была оттуда безжалостно изгнана. Одного из мальчишек, полезшего в машину без разрешения, остановил вожатый: «Куда ты? Ты же разведчик!» - такая вот у них была, оказывается, романтика! Машины, набитые ребятами до отказа, за два рейса увезли всех пострадавших. Те же, кому помощь не понадобилась, были построены вожатыми в заметно поредевшую колонну и двинулись к своему лагерю. На глаза мне попался Игорь Шабдурасулов: «Игорь, собери быстро десяток ребят и идите с пионерами. Чтоб доставили их в целости!». Часа через два ребята вернулись и рассказали, что троих мальчишек все же пришлось половину пути нести на руках и сдать в уже забитый медизолятор лагеря.

     Кажется, подобных «мероприятий» в Сатино больше не проводилось.

* * *

     Эту историю отделяет от предыдущей несколько дней. Было обычное послеужинное время. Мы прогуливались по дороге около клуба в ожидании привычных вечерне-ночных посиделок геоморфологов. Мы – Сергей Сергеевич Воскресенский, Юрий Гаврилович Симонов, Андрей Лукашов, Сережа Венцкевич, Солик Гаррисон. Соломон Иосифович, хотя и работал на кафедре гидрологии, диплом защитил на кафедре геоморфологии, да и свою работу на факультете начал в 1966 году рабочим в моем отряде, присланный мне в помощь его старшим братом и моим другом Эриком (Эрнстом Иосифовичем), тогда заместителем по хозчасти начальника Забайкальской экспедиции Ю.Г. Симонова, и проработал в ней до 1973-го года. Сопровождал нас Амур – здоровенная овчарка Сергея Сергеевича.

     Кто-то из нас обратил внимание на странное поведение грузовика ГАЗ-53, рычащего у входа в клуб и как-то дергающегося. Неожиданно грузовик стал, прыгая по ступенькам, съезжать по лестнице. Выполнив этот акробатический для такой машины трюк, он выехал на дорогу и рванул к базе. ГАЗ-53 – машинка слабенькая, но скорость набирает резво. Раздался звонкий удар по закрытому шлагбауму (тогда ворот не было), железная его штанга со свистом пролетела в десятке сантиметров от дежурного, только что закрывшего шлагбаум на ночь на замок. Развернувшись на пригорке у столовой, машина с бешеной скоростью понеслась обратно. Какое чудо хранило тех студентов, преподавателей и их детей, обычно кучно прогуливающихся по этой дороге в это время?! Но на этот раз дорога была абсолютно пуста!

     Без какой-либо надежды мы замахали руками перед приближающимся грузовиком и, как не удивительно, он остановился. Первым среагировал Венцкевич: резко рванув дверь, он одной рукой выдернул ключи зажигания, а второй, не церемонясь, выбросил из кабины шофера, растянувшегося у наших ног. На него, по команде хозяина, оскалив пасть, навалился Амур, заставив завопить от страха. Не мудрено – шофером отказался тщедушный парнишка лет восемнадцати, а то и меньше, но -  пьяный до невменяемости. Приведенный в штабную палатку, он лишь бессмысленно таращил глаза и несвязанно мычал, вздрагивая от пережитого страха. Результатом короткого совещания было решение отвести его в Боровск, в милицию. В Симонове проснулся партийный деятель и он напутствовал отъезжающих: «Я думаю, надо подчеркнуть, что было совершено политическое преступление!».

     В Сережиных «Жигулях» преступник в сопровождении двух преподавателей (не помню, кого именно) был «этапирован» в Боровск. Они вернулись часа через полтора и поведали завершение истории. Дежурный лейтенант районной милиции отнюдь не был рад их появлению: «Ну куда я его дену? У меня и «обезъянник» забит и КПЗ полна. Сегодня ж получка!» - «Ну и что нам с ним делать?» –  «Да отвезите до ближнего леса, вмажьте как следует и оставьте там. Лето, ничего с ним не будет! Проспится!». Так они и поступили, не поведав нам, правда, в каком объеме они последовали советам представителя правоохранительных органов. А за машиной, поставленной на «штрафстоянке» у столовой, утром приехал старший механик совхоза.

Ноябрь 2012 г.

Сатино геофак 70-х гг.